— Не может быть! Митрофана-охотника в Хомутов лес отправили, а обоз купеческий на Данков пошел.

— Не зря Митрофан-охотник удачливый да следопыт. Он на опушке леса у дороги схоронился. А как обоз по другой дороге пошел, так он бегом туда. Все стежки-дорожки зная, он обоз опередил, возле дороги устроился. А дальше, князь, послушать бы его самого. Больно занятно.

— Зови.

Иван исчез за дверью и вскоре вошел вместе с Митрофаном.

Вида тот самого обыкновенного: худощавый, белобрысый, лицо в веснушках, в суконной поддевке. Из оружия только — только нож маленький обеденный на поясе.

Поклонился в пояс:

— Здрав буди, княже Федор Иванович!

— И тебе здоровья долгого, Митрофан! Присаживайся, расскажи, как да что.

— Я, значит, на опушке устроился вначале. Смотрю, обоз из города вышел и по дороге на Данков пошел.

— Это я уже знаю — княжич рассказал. Только он еще баял, интересное ты что-то сказать можешь.

— Хм, перебежал я по лесу да по оврагу — прямо к Суслову лесу. Не близко, да ведь и обоз медленно идет. Устроился я в зарослях орешника — там полянка рядом и ручей. Обозы завсегда тут останавливаются — лошадей напоить.

— Знаю это место. Так ведь и от Ельца не близко — верст семь будет.

— Что для меня семь верст? — ухмыльнулся Митрофан. — К тому же я чуть срезал, короче вышло. Так вот, обоз вышел на поляну. Возничие лошадей поить стали, воду в баклажки набирать. А купцы по очереди к этому подходили, кого Иван Федорович показал. Докладывали что-то, а он их ругал.

— Ты что — и разговор слышал?

— Слышать-то слышал, да не понял ничего.

— Они что-то по-татарски говорили?

— В том-то и дело, что нет. Я по-татарски понимаю немного — ни одного знакомого слова. Так ведь и без слов понятно, когда ругают. Он, похоже, главный в обозе.

Федор Иванович и сын переглянулись.

— А на каком языке?

Митрофан пожал плечами.

— Дальше продолжай.

— Я момента дождался, когда возле него никого не было, да и стрельнул.

— Попал?

— А то! — выпятил грудь Митрофан. — Прямо в горло. Наповал — даже не пискнул.

— А купцы?

— Они не сразу и заметили. Потом подбежали, положили на телегу его. Сами по деревьям глазищами зырк-зырк. Видно, лучника боялись. Из телег своих сабли вытащили. Да я дожидаться не стал, отполз тихонько да убег.

— Не видел тебя никто?

— Обижаешь, князь! Я рядом со зверюшкой пройду — ни один лист не шелохнется. На обратном пути город обошел, по Новосильскому тракту вернулся.

— Молодец. Язык за зубами держи! Большое ты дело для Ельца сделал, лазутчика убил. Держи награду.

Князь протянул Митрофану серебряный татарский дирхем.

— Вот за это спасибо, князюшко! Давно серебришка в руке не держал.

Митрофан отдал поклон и, пятясь, вышел.

Иван приоткрыл дверь, наблюдая, как Митрофан сошел по лестнице вниз, притворил дверь, уселся на стул.

— Что скажешь, князь?

— Действительно, любопытно. Похоже, Митрофан правильно узрел — главный он в обозе. А товары да купцы — для прикрытия. Голову на отсечение даю — набег в лето будет. Одно непонятно — почему говорили не по-татарски.

— Ой, отец! Да у татар союзников из других племен полно. Я же видел — он на татарина лицом совсем непохож.

— Пусть так.

Князь задумался.

— Надо в соседние княжества ехать, с князьями говорить, помогут ли они нам войском или отсидеться за своими стенами думают.