Хью остановился, чтобы сверить направление с браслетом, а Тодор решил воспользоваться моментом и поднести бутылку с ромом к губам.

Бутылка взорвалась, и на одно безумное мгновение Хью подумал: «Ничего себе ром!» Но инстинкт его не подвел — он успел нырнуть за мусорный бак, потянув Тодора за собой на землю, когда вторая пуля попала в кирпичную кладку.

— Это был не я, — торопливо сказал он гату. — Клянусь, я не вел тебя в ловушку.

Но хватило и одного взгляда, чтобы понять: что касается Тодора, оказии для уверений больше не было. Пуля пробила бутылку и продолжила свой путь через рот и заднюю стенку черепа — поэтому все, что собирался поведать гат, осталось среди мозгов, осколков кости и крови, забрызгавшей стену позади него.

Третья пуля пробила мусорный бак и задребезжала внутри. Хью хотелось крикнуть, что он не один из предателей МТК. Но он знал, что убийца не станет рисковать. Секрет, из-за которого убили Тодора, гат легко мог успеть раскрыть своим товарищам. Хью вздрогнул. Убийце потребовались недели, чтобы выследить офицера, так что убийцей мог оказаться любой из завсегдатаев «Нежного зверя».

Хью достал из куртки нож, купленный на Иегове. Конечно, от сики сейчас было мало проку. Она была бесполезна против огнестрельного оружия, но ничего другого у него под рукой не имелось. Хью обыскал труп Тодора и нашел мелкокалиберный револьвер. Он взвесил его в руке, подумал, а затем вложил оружие в ладонь мертвеца, опустив его палец на спусковой крючок. Затем Хью отыскал не доброшенный до бака мусорный мешок и положил на него руку Тодора так, чтобы оружие было видно из-за угла.

Он уставился во тьму, выискивая позицию снайпера. Тодор стоял здесь, поднял бутылку так, и убившая его пуля прилетела… он заметил дом на противоположной стороне улицы, слабую дрожь занавесок, открытое окно на втором этаже… Оттуда. Но киллер, скорее всего, уже сменил позицию. Убийца, который слишком долго остается на одном месте, — глупец… и, зачастую, мертвый глупец.

Хью попытался мыслить как убийца: ему следовало убедиться, что Тодор и его спутник мертвы, но он не станет выходить из парадной двери. Хью был безоружен, но убийца этого не знал. Значит, он выйдет в переулок позади дома. Переулки были зарешечены, поэтому ему придется идти либо к одному углу, либо к другому. Не на улицу Алкорри, которая была хорошо освещена, значит, налево — с того угла он сможет прицельно выстрелить в пространство за мусорным баком.

Теперь единственный вопрос состоял в том, станет ли снайпер ожидать подобной проницательности от своей жертвы и не перехитрит ли ее. Но подобные размышления чреваты промедлением, которое, как знал Хью, было единственной фатальной стратегией.

Парадокс тех, кто живет на лезвии ножа, состоит в том, что, только рискуя своей жизнью, они могут ее сохранить. Как утверждала старая максима, смельчаку следовало «любить жизнь, как жаждущий — воду, и пить смерть, как вино»; или, словами еще более древней максимы: «Тот, кто потеряет душу свою, тот сбережет ее».

Хью бесшумно перебегал пустую улицу, когда услышал, как от брусчатки срикошетила пуля. Она прилетела со стороны главной улицы. Он пригнулся, нырнул в ближайший переулок и затаился. «Глупо!» — бранил он себя. Убийц было двое. Первый контролировал выход из «Нежного зверя», а второй блокировал путь к транзитной станции. Хью был уверен, что третьего киллера не было: если бы кто-то находился возле другого конца здания, он бы уже выстрелил в пространство за мусорным баком. Хью прислушался, но шагов не услышал. Либо второй убийца был необыкновенно бесшумным, либо он проявлял чудеса выдержки.