Изменить размер шрифта - +
Магда стала уже ненавидеть все эти косметические запахи. Обычно, когда после многочисленных процедур она смотрела в зеркало, ей казалось, что лицо ее выглядит еще хуже, чем было. В результате их ухищрений оно превращалось в уродливую маску с красной прорезью рта и двумя розовыми кругляшами на щеках. На ресницах было столько черной краски, что она отваливалась кусками.

Они даже умудрились закрасить ее седую прядь, так что теперь волосы были совершенно черные. Без устали парикмахеры причесывали и приглаживали их, пробуя укладывать так и этак. То поднимали вверх и разделяли на пряди. То распускали по плечам и завивали кольцами. То вплетали в них ленты. То делали прическу на голландский манер. То прятали под парик…

Каждый вечер Магда ложилась в постель с ощущением, что с нее только что сняли скальп. Кожа на лице горела от бесконечных притираний и похлопываний. Тело ныло от тесных шнуровок и корсетов. Весь день на нее старательно навешивали тяжелые нижние юбки, бархат, парчу, шелка… Вокруг суетились с ножницами, что-то отмеряли, выравнивали, состригали… Кажется, на этот раз отчим не поскупился на расходы, очень уж, видно, хотел представить лорду невесту в самом лучшем виде.

Приданое с каждым днем разрасталось и сразу же упаковывалось в коробки и сундуки. Иногда Магде выпадала короткая передышка, и тогда она садилась на край кровати и безучастно смотрела, как женщины складывают в коробки ее новые платья и белье. Будь на ее месте другая, она радовалась бы такому богатству, но Магду совершенно не трогали все эти тряпки. Отчим даже выказывал недовольство — мол, у нее такой вид, будто ей шьют не одежду, а саван. Иногда он забывался и по привычке начинал прикрикивать на нее:

— Эй ты, бестолочь! Дохлятина! Тебе что, наплевать на мои щедроты? Где, спрашивается, твоя благодарность? Даже у твоей матери не было такого приданого. Что ты вечно ходишь с кислой миной?

После этого он заставлял и без того вспотевшую горничную распаковать какой-нибудь тюк и достать оттуда один из многочисленных туалетов — только для того, чтобы потрясти им перед каменным взором Магды. Вот, посмотри! Вышитый корсаж, украшенный шелковыми бантами… Пара персидских перчаток… Шелковые чулки с золотыми часиками… Пышные юбки на обручах… Атласные ночные рубашки, на которые он поглядывал с гнусной ухмылочкой и при этом хитро косился на падчерицу…

— С такими вырезами да оборками наш милорд и думать забудет про твой кривой рот, моя птичка…

От этих и многих других замечаний Магду бросало в дрожь. Но она, сжав зубы, молчала. Как ни кипел в ней гнев, девушка не поддавалась искушению снова вступить с сэром Адамом в открытую войну. Она уже решила для себя, что этого не будет. Только один раз повернулась к нему и процедила сквозь зубы:

— Перестаньте надо мной насмехаться. Хватит уже и того, что вы продаете меня замуж, как рабыню. Вы прекрасно знаете, что я согласилась на это только ради моей несчастной матери. Так что оставьте меня в покое, а не то в Морнбьюри меня живой не увидят.

Эти слова заставили сэра Адама задуматься, ведь от успеха подписания брачного договора зависело состояние его лондонских долгов. Он поскорее перевел разговор в шутку и больше уже не допекал ее.

Однажды ночью Магда лежала одна в своей новой просторной спальне и думала об Эсмонде. Не часто у нее выдавалось время и силы подумать о своем будущем муже, обычно к концу дня она так уставала, что падала в постель и тут же засыпала.

Сейчас Магда сидела в постели и перечитывала одно из двух писем, которые прислал ей за последнее время Эсмонд.

 

«Я глубоко опечален, что Ваших несчастных братьев подкосила дурная болезнь и это событие помешало мне посетить свою нареченную невесту. Я рад, что в скором времени Ваши братья поправятся полностью, но еще больше рад, что зараза не коснулась Вас.

Быстрый переход