— Что?

— …чтобы ты приехал, — услышал он.

— О’кей. Я буду через полчаса.

Он нажал на красную кнопку, и стало тихо. Лучи раздвинули слоистое небо, и новый свет брызнул на море и скалы, где он стоял и смотрел на горизонт. Вдали виднелась лодка, но скоро исчезла в неведомом. В отблесках сверху море и земля внезапно стали одного цвета, и когда он шел обратно по замерзшему берегу, он надел темные очки, чтобы защитить глаза от уколов солнечных лучей.

Они сидели в комнате, выходившей окнами в сад. Дверь на террасу была чуть приоткрыта, и доносился слабый запах стужи.

«Здесь мало что изменилось. Как будто я был тут этим утром, — думал он. — Единственное отличие — появились новые книги. И в воздухе повисла дорожка холода. Но я так редко тут бываю…»

Лотта уложила волосы и была красива, но лицо напряглось, глаза смотрели устало. На ней были черные джинсы, клетчатая рубашка и мягкий вязаный свитер. Ей скоро исполнялось сорок лет, но возраст, похоже, никогда ее не волновал.

— Что он там делал? — спросил Винтер.

— Он назвал это «короткой поездкой в целях просвещения».

Лотта положила ногу на ногу, и он заметил, как растянулась ткань на бедре.

— Они совершенно подавлены, — сказал он.

— Да.

— Я тоже.

Лотта посмотрела на него.

— Тот мальчик… — начал он и спохватился.

Лотта заплакала, тихо и мягко, как будто шел снег.

Дверь на веранду открылась шире, и острый ветер залетел в комнату. Винтер встал и закрыл дверь.

Она рассказывала, а он слушал, как слушает тот, кто не хочет этого знать, но у него нет выбора. Соседский мальчик, девятнадцати лет, поехал в Лондон и там был убит. Он был не просто сосед, а нечто большее.

Когда Винтер переехал с этой улицы, Пэр Мальмстрём был совсем ребенком. Теперь он закончил гимназию. Винтер иногда встречал его. Мальчик со временем утратил девичью пухлость и приобрел мужественную твердость.

Такова жизнь, думал Винтер.

— Как я понимаю, ты разговаривала с Лассе и Карин.

— Я только что оттуда.

— Хорошо.

Он знал, что никто другой не смог бы. Только она.

— Ты был там? — спросила она.

— Да.

Все, что он мог из себя выдавливать, — это краткие ответы. Он там был, и это ничего не меняет, только, может, чуть придерживает бешеные чувства, встречая их на пороге.

— Мы не говорили о… подробностях, — сказала она. — То есть я с Лассе и Карин.

Винтер почувствовал боль в руке, разжал кулак и увидел, что он впился своими тупыми ногтями в ладонь так, что на ней горел красный след.

Он не знал, что сказать.

— Карин говорит, что она никогда себе не простит, — сказала сестра.

— Что он туда поехал?

— Да.

— Ему было девятнадцать лет, он был уже взрослый.

Лотта посмотрела на него.

— Я пойду, — сказал он.

— Подожди. Когда я оттуда пришла… я думала, есть ли какая-то разница в чувствах, если это происходит… вот так или если это был несчастный случай или болезнь.

— Шок больше, но чувство потери то же самое, — сказал он. — Иногда может быть наоборот… когда кто-то подвергается насилию, это настолько необъяснимо, что потерявший близкого не полностью осознает, что произошло… как будто все было только предупреждением.

— В таком случае Лассе и Карин уже прошли через эту стадию.