|
Угрюмый подошел сзади и остановился, с удивлением глядя на пса. В руке у него шипела и плевала газом наполовину открытая минеральная вода. — Ты первый чужак, на кого он не рычит. Почему? — спросил он. Эссиорх обернулся. — Не знаю. Может, еще зарычит? — Уже не зарычит. Он тебя любит, — уверенно сообщил Угрюмый. — Знаешь, зачем я таскаю его с собой? Я никому не говорил, но раз он тебя полюбил… Эссиорх перестал гладить собаку по желтоватой полосе и стал гладить за ушами. За правым ухом псу было гладиться приятно, а за левым не очень, и он поворачивал морду, подставляя правое. — Это самая большая ошибка моей жизни, — пояснил Угрюмый, сворачивая бутылке пробочную шею. Бутылка пшикнула и издохла. — Сбил его на мотоцикле? — спросил Эссиорх, пытаясь угадать. — Хуже. Я пил. Продал из дома все, что возможно. Остались кровать, плита, холодильник и кое-что по мелочи. Приходил под утро, дрался. Жена и сын терпели, а потом стали меня прогонять. Тогда я взял этого пса за задние лапы — а ему тогда было месяца четыре — и вышвырнул с третьего этажа. Прямо через стекло. — Угрюмый присел перед коляской на корточки и стал дуть собаке в ноздри. — Потом спустился, чтобы закопать, взял его за переднюю лапу, а он лизнул мне руку… Понимаешь, не укусил, а лизнул!.. — закончил он. Догадавшись, что речь идет о нем, пес вытянул морду и заскулил. — Никогда не знаешь, чем человек зацепится за жизнь, когда падает в пропасть, — сказал Угрюмый. Кивнув Эссиорху, он оседлал «Урал», завел и уехал. Морда пса подпрыгивала в красной коляске. Пес был доволен. Если бы у него работал хвост, он наверняка вилял бы им. * * * Подъехав к дому, Эссиорх припарковал мотоцикл и для безопасности приковал цепью к липе. Главный недостаток лукоморской цепи — она из чистого золота. Чтобы никого не смущать, Эссиорх приобрел банку черной краски и засадил Улиту трудиться. Улита пыхтела два вечера подряд, старательно прокрашивая все кольца изнутри и снаружи, и лишь на третий вечер ее осенила гениальная мысль, что цепь можно просто окунуть в краску. Проверяя, хорошо ли защелкнулся замок, Эссиорх ощутил на себе чей-то взгляд — плотный и зоркий. Стараясь не выдать себя, Эссиорх спрятал ключ и неторопливо обернулся, готовый, если потребуется, резко броситься в сторону. На скамейке перед подъездом сидел небритый мужик в лыжной шапке, кирзовых сапогах и ватнике. Руки у мужика смирно лежали на коленях. В правой что-то поблескивало. Скорее всего, бутылка. — Ходят тут всякие! Мотоциклами трещат! Взять бы ноги и оторвать! — жизнерадостно поделился мужик. — А почему ноги? Не руки, не голову? Вариантов же масса! Выигрывая время, Эссиорх попытался прощупать мужика, но наткнулся на что-то непроницаемое, что могло быть идеальной защитой, а могло — обычной алкогольной мутностью сознания. — Да потому что! — отозвался мужик еще жизнерадостнее. Эссиорх осторожно приблизился. То блестящее, что в первую секунду он ошибочно принял за бутылку, оказалось флейтой с примкнутым штыком. Мужик в лыжной шапке встал. Ватник у него на груди распахнулся. На шее Эссиорх увидел золотые крылья. Причем не просто золотые, но с небольшим серебряным ободком у основания. Перед ним стоял страж второго ранга с отличием за мужество. Эссиорх узнал его. Златокрылый из личной охраны Троила по имени Анний. |
