Я произнес нечто вроде «Ка-лии-оха». А она произносила скорее «Ка-лэй-ох-ха». Но золотистая мягкость ее артикуляции, переходящей в журчащий шепот, делала так, что все это звучало как на неведомом языке. Да, на совершенно незнакомом языке.

— Пожалуйста, зовите меня Лоана, — прибавила она.

— Лоана. — Я с удовольствием покатал это слово на языке. — Не могли бы мы с вами где-нибудь сегодня встретиться?

— Я... — Она поколебалась. — Сегодня у меня еще много дел. Может быть, вечером? «Пеле» подойдет?

— Прекрасно.

— Если хотите, я позабочусь о том, чтобы вам оставили хороший столик. Мы могли бы поговорить после моего первого выхода. Я выступаю в девять и одиннадцать.

— В девять устроит?

— Разумеется. Вам будет заказан столик. Только скажите швейцару, его зовут Чак, свое имя. Итак, в девять, мистер Скотт?

Я знаю, что владельцем «Пеле» был Эд Грей, и оповещать кого бы то ни было заранее из его персонала о том, что Шелл Скотт намерен к ним заглянуть, мне не хотелось. Может быть, некоторые, все, конечно, работающие в «Пеле», окажутся похожими на тех, с кем мне довелось столкнуться в «Алжире».

Поэтому я сказал:

— Вы не будете возражать против того, чтобы столик был заказан просто для вашего знакомого, без упоминания моего имени?

— Ну... хорошо. Скажете Чаку, что вы тот мужчина, которого я жду.

— Прекрасно. Кстати, зовите меня Шелл.

— Тогда до вечера, Шелл.

Мы положили трубки. Я знаю, что этому не найти объяснения в учебнике физики, но готов поклясться, что каким-то образом излучаемое ею электричество по проводам достигло меня, и мой аккумулятор стал на зарядку. Я воскликнул:

— Ху-у! — и направился в центр Гонолулу. В середине дня я разыскивал, беседовал с теми, кто мог совершить брачную церемонию. Их оказалось не так уж много, и я поговорил со всеми, кроме одного. Я встретился с несколькими окружными судьями. Никто из них не Слыхал об Уэббе Олдене; фотографию его никто не опознал. Я решил нанести еще один визит, а потом заняться своими делами.

Это был визит к окружному судье, которого мне описали как высокого, худощавого брюнета с большим крючковатым носом. Описание походило на того, кто был изображен на пленке Уэбба, и я надеялся. Я не позвонил ему, потому что он жил на порядочном расстоянии от города, в горах, довольно высоко по Тантал-Драйв, в районе, который мне описали как очень красивый. Это было от города в глубь острова — или маука. Водитель такси объяснил мне, что улицы Гонолулу идут с севера на юг или с запада на восток, соответственно направления обозначаются как: маука — в глубь острова; макои — к берегу океана; вайкики — в направлении Алмазного мыса; и ева — в направлении северо-западного района Гонолулу. Ева. Итак, мы ехали в направлении маука. Я заметил, что за нами следует машина. Сначала я не обратил на нее внимания — просто пару раз на глаза мне попался коричневый потрепанный «шевроле». Может быть, потому, что обстановка для меня была совершенно непривычной, вдали от безумных и яростно жестоких улиц Лос-Анджелеса, но мне и в голову не приходило, что за нами может быть «хвост». Здесь это казалось совершенно невероятным.

Дорога была прелестной. Чем выше мы поднимались в горы, тем больше становилось зелени. Деревья смыкали кроны над головой, а солнечные пятна лежали на дороге, как лужицы света. На повороте, где справа от нас простирался зеленый травяной ковер с массой папоротниковых деревьев и ползучих растений, который показался мне очень экзотическим, я попросил шофера остановиться. Черт возьми. Трава для меня — экзотика.