Она знала другие, пусть кратковременные моменты пьянящей нереальности: как будто кто-то все тщательно планировал. Случайно или нет, когда-то месье Фавр обнаружил искру таланта в маленькой девочке, находившейся под опекой не блистающей красотой и талантом Клод Ламорье. Сильвия полностью отдалась постижению искусства танца, понимая, видимо, что это – единственный шанс не стать заурядностью. Когда Сильвия танцевала, она говорила себе, что каждый точный прыжок, каждый пируэт, каждое справедливое замечание месье Фавра отдаляют ее от незавидной судьбы Клод Ламорье. А значит, и от бедности, одиночества, борьбы за существование. Танец даровал Сильвии сначала – цель, затем – славу… и Этьена. И все это, казалось, было предопределено свыше.

Сильвия была склонна считать, что ликующая публика «Белой лилии», похлопывание по ягодицам – наказание за ее опрометчивость.

Однако Сильвия слышала нечто волнующее в звуках, наполнявших театр перед представлением. Эти звуки волновали ее независимо от характера самого представления. Гул возбужденных голосов, поскрипывание кресел, когда люди рассаживаются по своим местам, приглушенный свет люстр – все это будило ожидания, которые Сильвия не спешила безоговорочно отвергать. Ей казалось более странным, что она уже около двух недель не танцевала для публики. Она испытывала причудливое желание продемонстрировать длинный прыжок на этой сцене. Прыжок, который, вне всякого сомнения, здешняя публика найдет даже более шокирующим, чем песенка весьма фривольного содержания.

Сильвии отчаянно, страстно хотелось танцевать что-нибудь такое, что хотя бы как-то напоминало балет. Как много дала бы Сильвия, чтобы знать, сколько времени пройдет до того, как она сможет вновь танцевать – танцевать по-настоящему.

Она заглянула через щелку занавеса в зал, где собиралась публика. Жозефина сидела за фортепиано. По такому случаю на ней было алое бархатное платье, подчеркивающее впечатляющий объем груди. Рядом с Жозефиной расположились другие музыканты: скрипач, виолончелист и, как ни удивительно, человек с блестящей трубой. Сильвия посмотрела вверх, в сторону лож, и, заметив, как занавеси одной из них слегка качнулись, поняла, что некий чрезвычайно состоятельный мужчина сподобился посетить представление. Не исключено, что это был новый поклонник Молли.

Том и Генерал в роскошных жилетах и эффектных галстуках, словно пара именитых герцогов, принимающих гостей бала, стояли в зале возле сцены. Они были так близко от Сильвии, что, казалось, она могла бы их коснуться. Серебряные пуговицы их сюртуков поблескивали, словно глаза, внимательно высматривающие самых именитых клиентов. Вдвоем они являли собой живописную картину. Сильвия могла бы назвать ее «Элегантно высокий и Элегантно маленький».

Зрители шумной рекой вливались в зал через широкие двери близ сцены и расходились по своим местам. Сильвия притаилась за занавесом и наблюдала за происходящим. Ей отчетливо было слышно, как Том тепло приветствует почти каждого мужчину, обращаясь по имени. Трудно представить, что именно он совсем недавно в артистической уборной грозил кому-то выпустить кишки.

– Добрый вечер, мистер Петтигру.

Петтигру, мужчина в традиционном вечернем костюме, среднего роста и с большим животом, расплылся в добродушной улыбке. Не приходится сомневаться, что костюмы ему выбирает его жена, подумала Сильвия. Интересно, знает ли она, где он находится в этот вечер?

– Шонесси, старина! Сожалею, что отсутствовал несколько дней. Жена настояла на том, чтобы тоже развлечься.