Но «пингвин», не оглядываясь и не тормозя, с разгону перевалился через подоконник и с громким криком полетел вниз. Алик застыл посредине комнаты. В наступившей тишине я услышала только стук упавшей на пол доски.

Все поплыло у меня перед глазами, я видела перед собой только лицо Алика. Он спас меня от смерти, не смотря на то, что я ему наговорила ужасных вещей. Вместо того чтобы бежать от меня без оглядки, он, не подумав, что я сумасшедшая, прибежал меня спасать. Жалкая слепая дурочка, как я могла подумать такое про Алика! Что я наделала!

Я подошла к нему, шатаясь:

– Прости меня, прости!

По щекам текли слезы, руки тряслись. Комната наполнилась народом, вокруг бегали и суетились какие-то люди, я ничего не замечала, только прижималась к Алику и повторяла как заведенная:

– Прости меня!

Он ничего не отвечал, только обнимал меня крепко и гладил по голове. Как-то незаметно мы оказались у окна, Алик пытался посмотреть вниз, но так, чтобы я этого не заметила. Но я почувствовала, когда он вытянул шею, и повернулась тоже. Внизу лежала черно-белая масса. Присмотревшись, я заметила бурую лужу вокруг головы мертвого «пингвина».

– Господи! – Я опять вцепилась в Алика.

– Не смотри, милая, не надо.

Он говорил со мной очень ласково и спокойно. Там, внизу, уже стояли машины милиции и «скорой помощи», приходили и к нам наверх какие-то люди, пытались меня о чем-то спрашивать, но я вцепилась в Алика и только мотала головой. Потом нас отвели в кабинет директора фирмы, прислали врача, он хотел сделать мне укол, но я не далась, так что он только заклеил пластырем царапину на шее. Алик попросил принести воды, а сам терпеливо объяснил мне, что нужно ответить на вопросы милиции, и тогда нас отпустят, и он отвезет меня домой.

– Не хочу домой, я с тобой, – заплакала я.

– Ну хорошо, хорошо, – но сейчас ты должна рассказать все людям из милиции.

И я рассказала, что то, что лежит там во дворе в дурацком костюме пингвина, является на самом деле Максимом Костровым, депутатом от партии «зеленых». Он хотел меня убить вот этим ножом, да, который тут лежит. И признался мне в убийстве еще четверых человек, нет, даже пятерых. Он убил журналиста Подрезова, потому что тот его шантажировал, а потом уничтожал свидетелей – Ларису Гребенюк, потому что она знала про из общие с Подрезовым дела, Подрезов расспрашивал ее про Максима; Ивана Ладуненко, потому что тот случайно видел его вместе с Подрезовым, потом Лифарева, с помощью которого Максим прокручивал свою грандиозную аферу с деньгами на очистные сооружения. И уже потом он убил Ольгу Головко, свою любовницу, на квартире которой он встречался с Подрезовым. Таким образом, он устранил всех, кто в нашем городе так или иначе мог связать его с убийством журналиста Подрезова.

– Если у вас нет вопросов, то можно нам уйти?

Милиционер ответил, усмехаясь, что у него миллион вопросов, и не только у него, но он видит, в каком я состоянии и подождет до завтра, тем более что сейчас уже ночь, пусть только я скажу, а за каким, простите, чертом, Кострову понадобилось убивать меня, чем я-то ему помешала?

– Он вбил себе в голову, что я видела его, когда он садился в машину к Подрезову за несколько часов до убийства.

– Вы действительно его видели?

– Его – да, но больше никого. У меня не очень хорошее зрение. Максима я узнала, потому что он был мне знаком, но больше никого не увидела.

– А он не знал, что у вас плохое зрение?

– Не знал, я никогда не носила при нем очки.

Опер только махнул рукой и не стал спрашивать, почему. Только тут до меня дошло, что за всеми трагическими случайностями, которые произошли со мной за последние несколько недель, стоял Максим.