Но не скажу.

Потому что это всего-навсего красивые слова, а я не очень умею говорить красивые слова. И не очень люблю. Поэтому я скажу так:

Люди Либерталии! У меня железное сердце.

И мое сердце плачет.

…Волны набегают на песок, я смотрю туда, где в темноте светятся огни «Гуаскара». Белый топовый, красный и зеленый — бортовые. Была бы у меня самоходная мина Уайтхеда, мы бы повеселились.

К сожалению, завтра будет честный бой. То есть — хороших мало, плохих много. Нормально.

И дуэль.

Потому что ультиматум Йорка мы не примем.

Шаги. Ворчание.

Рядом со мной на песок опускается огромная черная туша. Жар от него идет — как от печки.

«Хорошая речь», — говорит Киклоп.

— Я буду дома к обеду, — говорю я. Застегиваю запонки на левом рукаве, затем на правом. Эта рубаха сшита руками Аниты. Перед боем нужно надевать все чистое…

Нитхинан.

Завязываю галстук. Выправляю узел. Теперь — китель. Эполеты блестят, как новенькие.

— Прости меня за все, — говорю я громко.

Рокки нет, поэтому я никого не разбужу.

Надеваю фуражку и выхожу на улицу. Светает. Туман рассеивается, слышны голоса. Люди, негромко приветствуя друг друга, пристраиваются за мной. Это мой экипаж.

Нитхинан — ведущая к сокровищам. Я не знаю, что случилось в городе, когда началась вся эта кутерьма — Пляска-с-Китами, или как ее там. Когда я вернулся в Кетополис, город лежал в руинах. Его только начали восстанавливать. Мне приходилось скрываться, все-таки я был беглым каторжником — следы кандалов до сих горят на моих руках. Я не нашел ни самого Вата Сомпонга, ни даже следов его или своей жены…

Сиамцы любят менять имена. Так они начинают новую жизнь.

Нитхинан.

Я не знаю, кто у меня родился — сын или дочь. Не знаю.

Я знаю одно: у меня были жена и ребенок…

У меня ЕСТЬ жена и ребенок.

Иногда я закрываю глаза и думаю про своего сына. Я думаю, у него высокий рост, голос как труба, чуть смуглая кожа и мамины зеленоватые глаза.

Он моряк.

Какие шансы у сборища инвалидов, стариков и уродов против батальона морской пехоты?

Вот и я о том же.

Ох-ре-нен-ны-е.

Киты не летают, а морская пехота всегда неважно чувствовала себя в джунглях…

Осталось проверить, как она себя чувствует в открытом море.

Обри в машинном отделении, я на мостике. Киклоп везде, где понадобится. Еще есть Олаф, Сикорский, Кирк Баллен, и двенадцать человек команды. Команда старперов.

— По местам стоять, с якоря сниматься!

С богом. Восемь утра. Канонерка, негромко работая машинами, выходит из речного русла на простор залива. Идет, покачиваясь. Утренняя свежесть. Ветер в лицо. Черт, как мне, оказывается, этого не хватало…

Вижу «Гуаскар».

— Полный вперед, — командую я в трубу. — Сигнальщик! — приказываю я Киклопу. — Передай: Командиру Гуаскара. Как адмирал флота Его Величества приказываю лечь в дрейф и принять на борт абордажную партию.

«Ты не слишком торопишься?» — спрашивает Киклоп жестами.

— Это их разозлит.

Киклоп смотрит с раздражением, но подчиняется. Его очки сверкают на солнце, как чертовы бриллианты.

Конечно, разозлит — тем более что призовой партии у меня попросту нет.

«Гуаскар», не отвечая, снимается с места и резво набирает скорость.