– Своими руками до ума довел, – с законной гордостью подтвердил Белый. – Считай, из металлолома восстановил. Но куда мне до вас!

– Какие твои годы, – утешил его Ерошкин. – Ну, за танковые войска!

– И за золотые руки, – дополнил тост Белый.

Они осторожно, чтобы не смять ненадежную посуду, чокнулись.

– Ух ты! – вдруг ахнул Белый, глядя на реку поверх поднесенного ко рту стаканчика. – Вот это хвостище! Сом, что ли?

– Где?

Павел Трофимович машинально посмотрел туда, куда был устремлен взгляд собутыльника, но ничего не увидел, кроме лениво перемещающихся над поверхностью темной воды белесых прядей редеющего тумана. Белый быстрым вороватым движением выплеснул содержимое своего стаканчика на землю. Водка беззвучно стекла по стеблям травы и мгновенно впиталась в дерн.

– Ушел, – разочарованно констатировал Белый. – Вот это рыбина! Настоящий ихтиозавр.

Он разломил бутерброд с вареной колбасой и стал жевать, нарочито шумно дыша через нос. Ерошкин выпил, крякнул и завладел второй половинкой бутерброда.

– Что водишь-то, механик? – спросил он с набитым ртом. – Бульдозер? Вездеход?

– Так «тигра» и вожу, – наливая по второму кругу, спокойно, как ни в чем не бывало, ответил Белый.

– Это на старом полигоне, что ли? – мгновенно сориентировался Павел Трофимович.

– Ага. Нормальная работа – и интересно, и платят прилично… А вы откуда про полигон знаете?

– Ты гляди, Алексей, – напряженным тоном предупредил Ерошкин. – Деньги – это хорошо, а что интересно, и того лучше. Только люди там непростые, мудреные. Насмотрелся я на них, тоже там работал одно время. «Королевского» видел? Моими руками, можно сказать, с того света возвращен.

– Ну?! – ахнул Белый. – Вот встреча-то – нарочно не придумаешь! Стало быть, вдвойне однополчане… Предлагаю выпить за «королевский»!

– Да пропади он пропадом, твой «королевский»… – Ерошкин рассеянно выпил, на какое-то время застыв в позе горниста, трубящего утреннюю зорю, со стаканчиком в руке, донышко которого смотрело почти в зенит. Движения его стали замедленными и неуверенными, а голос – тягучим, как на заедающей пластинке. – О чем это я?.. А, так ты гляди! Гляди в оба, а лучше держись от них подальше…

– Да в гробу я их видел, в белых тапочках. – Белый спокойно, уже не таясь, выплеснул водку в реку. – Я себя тоже не на помойке нашел. Про «тигр» в Верхних Болотниках слышал? Так это мы с корешем провернули. Охрану я усыпил, загнали его на грузовую платформу, доставили по-быстрому куда надо, навели шороху и спокойно отвалили. Никто и не врубился…

– Ты бы, парень, об этом лучше… помалкивал, – заплетающимся языком с трудом выговорил Павел Трофимович. – Я тебе… не судья, но ты бы… помалкивал, а то другие… найдутся, которые… с… с… судьи…

– Я-то помалкиваю. – Белый с хрустом смял в кулаке стаканчик и сунул его в карман. – А вот ты, старый козел, в последнее время слишком много звонишь про полигон и про то, что там делается. Это ты, дед, зря. Не подумавши.

– Ах ты… щенок! – Ерошкин пошатнулся, неуверенно опершись рукой о крошащийся, осыпающийся песчаный откос.