Такое предположение просто-напросто оскорбительно, и я убедительно прошу вас впредь более тщательно обдумывать свои высказывания. Да, кстати, о Кубинке, – резко сменил он тему, не дав Мордвинову возможности адекватно отреагировать на прозвучавшую только что небрежно завуалированную угрозу. – На днях я в рамках своего сентиментального паломничества смотался туда и заглянул в музей – давно не был, соскучился. И что вы думаете? Захожу в павильон, где стояла «пантера», а там вместо танка табличка: «Экспонат на реставрации». Сразу вспомнился фильм «Старики-разбойники» – ну, помните, как они вместо картины в музее на стенку такую же табличку повесили? Вот гляжу я теперь на вашу «пантеру» и думаю: а это, часом, не она?
– А? – обернувшись к Мордвинову, со смехом спросил Кулешов. – Давай, парируй! Это ведь ты ее откуда-то привез, а откуда, так толком и не объяснил. И реставрировать ее пришлось, совсем никакая была… Признавайся: она? Музейщики-то, небось, до сих пор ждут, когда их ценный экспонат из ремонта вернется!
– Была охота связываться, – не сумев сдержать ответную улыбку, проворчал Мордвинов. – Это ж не областной краеведческий, а музей Министерства обороны!
Он явно хотел добавить что-то еще, но проглотил реплику, увидев подошедшего молодого парня в чистеньком танковом комбинезоне. Парнишка был ярко выраженным альбиносом и держал перед собой металлическое блюдо, на котором стояли вместительная серебряная фляга и три стопки того же благородного материала.
– Выпьем, – предложил Кулешов. – За знакомство, за мир во всем мире…
Он бросил многозначительный взгляд на Мордвинова, давая понять, кому конкретно был адресован призыв к разрешению конфликтов мирным путем дипломатических переговоров.
– И за людей, которые ценят и бережно хранят предметы старины, эти немые материальные свидетельства истории! – торжественно добавил Семибратов.
Мордвинов немного помедлил, будто раздумывая, стоит ли чокаться с этим не внушающим доверия болтуном, но все-таки чокнулся, решив, по всей видимости, не портить хозяину настроение, обостряя конфликт.
Увы, этот дипломатический реверанс не был оценен по достоинству.
– А знаете, что я еще подумал? – небрежно сунув на блюдо в руках альбиноса пустую стопку, обратился непосредственно к Анатолию Степановичу Семибратов. – В этом вашем «грузи и вези» таки имеется рациональное зерно. Я вот давеча говорил Сергею Аркадьевичу, – он отвесил Кулешову легкий полупоклон, – что все подозрения в ваш адрес по поводу обстрела «тигром» центральной площади какого-то там райцентра – чепуха на постном масле. Чепуха, в первую очередь, из-за расстояния, которое за одну ночь вряд ли способен покрыть даже современный танк. Но вы навели меня на дельную мысль. Если предположить, что кто-то ухитрился тайком водрузить «тигр» на грузовую платформу – знаете, из тех, на которых всякие экскаваторы, скреперы и прочие бульдозеры перебрасывают с места на место, – в таком ночном рейде нет ничего невозможного. Вы об этом не думали?
Стоящая на металлическом блюде посуда коротко звякнула, когда державший его беловолосый парень непроизвольно вздрогнул. Мордвинов метнул в ту сторону быстрый предостерегающий взгляд, но увлеченный своими разглагольствованиями Семибратов, казалось, ничего не заметил. Зато Кулешов поперхнулся коньяком и, кашляя, вопросительно воззрился на Анатолия Степановича.
Внизу, у подножия вала, направляясь по каким-то своим делам, с рокотом и лязгом деловито прополз пятнистый полугусеничный «Вилли».
– Ух ты, – опять восхитился Семибратов, – Эс дэ ка эф зет двести пятьдесят дробь один! Насилу выговорил, – посетовал он. |