– Типун тебе на язык, – перебил его Федор Филиппович. И, в свою очередь, помолчав, так же серьезно добавил: – Можешь не волноваться. Ирину я не оставлю, сделаю, что смогу. Хотя чем тут поможешь!..

– Да я не об Ирине, – сказал Глеб. – Ирина – это само собой. Я о другом. Если со мной что-нибудь случится, умоляю: прикажите перед похоронами убрать у меня из-под носа эту шерсть!

Со стороны водительского сиденья послышался сдавленный хрюкающий звук.

– На дорогу смотри! – повторил Федор Филиппович. – А то коммунальные службы испытывают нехватку водителей мусоровозов. Могу составить протекцию.

– Чур, я первый! – поспешно влез Сиверов. – Я способный, я справлюсь!

– Господи! – вперив в потолок салона мученический взор, воззвал к равнодушным небесам генерал Потапчук. – С кем приходится работать!

Машина, управляемая молчаливым, сосредоточенным, очень серьезным и заметно уменьшившимся в размерах водителем, пронеслась по короткому Воробьевскому шоссе, проскочила мост через Сетунь и помчалась по набережной в сторону Киевского вокзала. Немного не доехав до Бородинского моста, она остановилась. Глеб забрал с сиденья слегка поцарапавшийся в ходе инцидента около ресторана немецкий танковый шлем, не прощаясь, выбрался из салона и, ни разу не оглянувшись, направился к парковке, посреди которой поблескивал черным лаком и хромом его оперативно отремонтированный мотоцикл.

– Впечатляет, – с восхищением в голосе сказал бывший подполковник ГРУ Семибратов и уважительно похлопал ладонью по теплому от солнца, бугристому от наложенной в несколько слоев краски крылу «королевского тигра». – Экая махина, даже смотреть жутковато! Поздравляю вас, Сергей, вы обладаете настоящим раритетом. Их ведь во всем мире остались считанные единицы. Отличный образчик типичной военной истерии, в которую неизменно впадает проигрывающая сторона – построить для устрашения противника что-нибудь этакое, весом в сто пятьдесят тонн, с экипажем из двадцати двух человек, как немецкий «К-ваген» восемнадцатого года… Вам здесь для полноты картины только «Мауса», этого сверхтяжелого гроба на гусеницах, и не хватает. Но и «королевский» хорош, спора нет. Хотя движок слабоват – тот же «майбах», что на первом «тигре», а разница в весе – о-го-го! Лишние двадцать тонн – это вам не фунт изюма! Простите, – спохватившись, смущенно добавил он, – я, кажется, слишком много говорю. Понимаю, что вы все это и без меня прекрасно знаете, но просто не могу удержаться перед лицом всего этого великолепия…

Он обвел рукой выстроенные ровными рядами танки и снова, будто не веря собственным глазам, провел ладонью по лобовой броне «королевского тигра».

– Вы напрасно извиняетесь, Николай, – добродушно посмеиваясь, сказал ему Сергей Аркадьевич. – Симптомы вашей болезни мне знакомы. Вон, Анатолий Степанович, – он указал на стоящего рядом в своем привычном «военнопленном» облачении Мордвинова, – уж который год на полигоне, но возится с этими железками с утра до ночи, а бывает, что и сутки напролет. Казалось бы, давно должно было осточертеть. А только задень его за живое, задай какой-нибудь вопрос, готово дело: вскочил на любимого конька и поскакал, только пыль столбом! Оно и понятно: когда знаешь что-то, чего не знают другие, так и подмывает со всеми поделиться. Думаю, вы найдете, о чем поговорить.

– Сомневаюсь, – опередив Семибратова, скрипучим голосом неприязненно произнес Мордвинов. – При всем моем уважении к гостю, от его познаний за версту разит Википедией.