– Это что за ископаемое? – поинтересовался Глеб. – Какой же изверг его семьдесят лет в плену-то держал? А главное, как хорошо сохранился! Это в его-то годы! Неужели гитлеровцы все-таки отыскали в Тибете секрет бессмертия?
– Оставим в покое гитлеровцев, – предложил Федор Филиппович. – Хотя, как видишь, данный персонаж склонен, как минимум, романтизировать образ военнослужащего вермахта. Это можно объяснить его нынешней специальностью. Определенного названия у нее нет, а суть сводится к тому, что он присматривает за коллекцией господина Кулешова. Присматривает, как ты понимаешь, в самом широком смысле этого слова – обеспечивает сохранность, исправность и боеготовность техники, а также охрану объекта и контроль над задействованным там персоналом. Короче, если провести напрашивающуюся аналогию с армией, совмещает обязанности зампотеха, зампотыла, командира роты охраны, особиста и так далее.
– Универсал, – сказал Глеб. – От скуки на все руки. Что-то вроде коменданта. Ну, и кто он, этот универсальный гений?
– Некто Мордвинов Анатолий Степанович, полковник в отставке. Так, по крайней мере, он сам себя называет. Вот он-то и является носителем реальной угрозы. Видишь ли, собственной службы безопасности как таковой в «Спецтехремонте» нет. Пропускной режим обеспечивает обыкновенная вневедомственная охрана, в спецчасти сидит человек, который занимается закрытой документацией, и этого, в общем, достаточно: в конце концов, их производственная база – это просто ремонтный завод, на котором разбирают на запчасти и режут на куски танки, давным-давно распространившиеся по всему миру почти так же широко, как автомат Калашникова. Определенная степень секретности обеспечивается скорее по привычке, чем в силу необходимости, красть оттуда нечего, кроме инструмента, да и тот чересчур громоздок… Короче говоря, собственное гестапо там просто не нужно. Иное дело – полигон. Формально это просто не совсем обычное загородное домовладение, а по сути… Ну, ты на месте сам разберешься, что он представляет собой по сути. Охраняется это место по-настоящему, секреты там хранить умеют, и Мордвинов занимается режимом на объекте всерьез, причем по собственному почину, с удовольствием и так эффективно, что другой начальник службы безопасности Кулешову просто-напросто не нужен.
– Энтузиаст? Да, это скверно.
– Это не просто энтузиаст, это гораздо хуже. Вот послушай, что нам удалось о нем узнать…
Глеб посмотрел в окно, за которым медленно, словно нехотя, сгущались неторопливые дождливые сумерки, опустился в свободное кресло, закурил и стал слушать, что людям Федора Филипповича удалось разузнать об отставном полковнике Мордвинове. По мере того, как недолгий рассказ генерала продвигался к финалу, брови благодарного слушателя поднимались все выше, собирая кожу на лбу в изумленную гармошку.
В амбразуру Мордвинов не смотрел, поскольку и так, не глядя, превосходно знал, что именно там увидит. Снаружи от подножия насыпного вала и до затянутого туманной мглой лесистого горизонта распростерлось бугристое, изрытое воронками, исполосованное гусеницами, испятнанное купами кустов и островками леса пространство полигона. Дождя не было, но с самого утра на землю лег туман, сквозь который очертания предметов виделись смутно, как сквозь тонкую папиросную бумагу. Снаружи в амбразуру тянуло сырым холодком с запахами опавшей листвы и грибной прели, откуда-то доносился раскатистый стук бьющего длинными очередями пулемета, накладывавшийся на хриплое, прерывистое рычание танкового двигателя.
Обширное, почти голое помещение наблюдательного пункта расположилось на верхушке земляного вала, в толще которого, надежно защищенный ею от случайных попаданий, притаился особняк Кулешова. Из холла сюда можно было попасть лифтом или по винтовой лестнице, обнесенный металлическими перилами колодец которой виднелся в дальнем углу. |