– Посмотри на этот нож в руках Мохамет-Бея! Взгляни хорошенько, неверный, потому что это последняя вещь, которую ты увидишь и почувствуешь в твоей жизни. Этим ножом Мохамет-Бей вырежет твое черное сердце. Если у тебя есть бог, молись ему сейчас – через минуту ты будешь мертв.
С этими словами он ринулся вперед с высоко поднятым над головой ножом.
Верпер все еще безуспешно дергал рукоятку своего оружия. Араб был почти около него. В отчаянии европеец подождал, пока Мохамет-Бей подбежит совсем близко к нему. И тогда он бросился на пол к стене палатки и вытянул одну ногу.
Хитрость удалась. Мохамет-Бей, стремительно несшийся вперед, споткнулся о препятствие и грохнулся наземь. Он сейчас же вскочил на ноги и повернулся, чтобы возобновить борьбу, но Верпер был на ногах раньше его, и в его руке сверкнул револьвер, освобожденный наконец из кобуры.
Араб подался вперед, чтоб схватиться с противником. Раздался громкий выстрел, слабый свет блеснул в темноте, и Мохамет-Бей упал, покатился по полу и замер у постели женщины, которую он хотел обесчестить.
Почти одновременно с выстрелом в лагере раздались возбужденные голоса. Люди перекликались друг с другом, перепуганные и недоумевающие. Верпер слышал, как они бегали туда и обратно, обыскивая лагерь.
Джэн Клейтон встала и приблизилась к Верперу с протянутыми руками.
– Чем смогу я отблагодарить вас, мой друг? – спросила она. – И подумать только, что я сегодня едва не поверила гнусной лжи этого мерзавца, когда он говорил мне о вашем вероломстве и о вашем прошлом. Я должна была бы знать, что белый человек и джентльмен не мог не быть защитником женщины, принадлежащей к одной с ним расе, среди опасностей этой дикой страны.
Руки Верпера бессильно повисли. Он стоял, глядя на нее, и не находил слов для ответа. Ее доверие совершенно обезоружило его.
Тем временем в лагере арабы разыскивали, кто стрелял. Часовые, снятые Мохамет-Беем с их поста, первые подали мысль осмотреть палатку пленницы. Им пришло в голову, что женщина, защищаясь, могла убить их предводителя.
Верпер услышал, что сюда идут люди. Если в нем увидят убийцу Мохамет-Бея – его ждет смерть. Свирепые, жестокие разбойники разорвут на части христианина, осмелившегося пролить кровь их предводителя. Он должен был найти какое-нибудь объяснение и помешать им увидеть труп Мохамет-Бея.
Вложив револьвер в кобуру, он быстро вышел из палатки и очутился лицом к лицу с приближавшимися людьми. Ему удалось заставить себя улыбнуться, и он с улыбкой вытянул руку, преграждая им дорогу.
– Женщина сопротивлялась, – сказал он, – и Мохамет-Бей был вынужден выстрелить в нее. Она не убита, а лишь слегка ранена. Вы можете вернуться к себе. Мы с Мохамет-Беем останемся подле пленницы.
Он повернулся и вошел в палатку, а разбойники, удовлетворенные этим объяснением, вернулись к своему прерванному сну.
Когда Верпер снова очутился подле Джэн Клейтон, им руководили намерения уже совсем не те, которые за десять минут до этого подняли его с ложа. Возбуждение, пережитое им во время его схватки с Мохамет-Беем, и опасность, угрожавшая ему со стороны арабов, охладили пылкую страсть, во власти которой он находился, когда впервые вошел в палатку.
Но другое, новое чувство закралось в душу бельгийца. Как бы низко ни пал человек, чувства рыцарства и чести, если только они когда-нибудь были в его сердце, не могут окончательно заглохнуть в нем; Альберт Верпер давно забыл о рыцарстве и чести, но совершенно бессознательно Джэн Клейтон задела давно замолкнувшую струну, и она отозвалась глубоко в сердце дезертира.
Теперь, впервые за все время, он постиг, как безнадежно мрачно было положение прекрасной пленницы, и впервые осознал всю глубину своего падения.
Слишком много гнусности и подлости лежало на его совести, чтобы он мог надеяться когда-нибудь искупить все свои проступки. |