Ей стало щекотно, и она, сама того не желая, сжала пальцы в кулачок. Раздался дикий вопль.
Фрэнсис Кэтрин соскочила с камня и бросилась помогать своей новой подружке единственным известным ей способом: завопила тоже.
Джудит бегала вокруг и кричала так сильно, что чуть не задохнулась. Подружка бежала за ней по пятам, крича так же, только не от боли, а от страха и из сострадания.
На крик прибежал отец Фрэнсис Кэтрин. Вначале он поймал дочь, а после того, как та дрожащим голосом объяснила, в чем дело, догнал и Джудит.
Через несколько минут все стихло. Вынув пчелиное жало из ладошки Джудит и приложив к месту укуса кусочек прохладной земли, папа Киркелди нежно вытер девочке слезы краешком своего шерстяного пледа. Теперь он сидел на сером камне, прижимая к себе дочь, устроившуюся на одном колене, и Джудит, устроившуюся на другом.
Никто и никогда еще так не суетился вокруг Джудит. Ошарашенная таким обилием внимания по отношению к собственной персоне, Джудит сильно смутилась, однако противиться не стала.
– Надо сказать, что вид у вас был на редкость жалкий, – провозгласил папа, когда девочки перестали всхлипывать и вновь могли внимать его словам. – Вы вопили громче иерихонских труб и бегали по кругу друг за дружкой, словно куры с отрубленными головами.
Джудит никак не могла понять, сердится этот человек или нет. Голос его звучал довольно грозно, однако брови не были нахмурены. Но тут Фрэнсис Кэтрин хихикнула, и Джудит пришла к выводу, что отец ее подружки скорее смеется над ними, нежели сердится.
– Ей было очень больно, папа, – объявила Фрэнсис Кэтрин.
– Уверен, что ты говоришь правду, – согласился тот и, покосившись на Джудит, увидел, что девочка пристально смотрит на него снизу вверх. – Ты храбрая малышка, раз пришла на помощь моей дочке, – похвалил он ее. – Но в следующий раз не хватай пчелу рукой. Ладно?
Джудит приняла серьезное выражение лица и понимающе закивала.
Папа Киркелди похлопал ее по плечу и заметил:
– А ты красивая девчушка. Как твое имя, дитя?
– Ее зовут Джудит, папа, и теперь она – моя подруга, – поспешила сообщить Фрэнсис Кэтрин. – Ей можно будет поужинать вместе с нами?
– Это зависит от воли ее отца, – услышала она в ответ.
– Ее отец умер, – продолжила девочка. – Это достойно сожаления, не так ли, папа?
– Несомненно. – Он кивнул. В уголках его глаз забрезжили морщинки, но не смех и не улыбка были тому причиной. – У этой малышки самые красивые голубые глаза, какие мне только приходилось когда либо видеть в своей жизни.
– Но ведь у меня тоже самые красивые глаза, какие тебе только приходилось когда либо видеть, правда, папа?
– Да, это правда, дочка. Но у тебя самые красивые карие глаза.
Фрэнсис Кэтрин оценила похвалу отца: кокетливо дернула плечиком и вновь хихикнула.
– Папа Джудит умер еще до того, как она появилась на свет. – Ей почему то очень хотелось, чтобы папа узнал эту новость как можно скорее.
Папа Киркелди вздохнул и произнес:
– А теперь, дочка, я бы хотел, чтобы ты немного помолчала, пока я буду говорить с твоей подружкой.
– Слушаюсь, папа, – пообещала Фрэнсис Кэтрин.
Взгляд его вновь обратился к Джудит. Киркелди немного смущало то, с каким вниманием смотрит на него это юное создание. «Такая серьезная малышка, – подумал он, – слишком серьезная для своего возраста». Вслух же спросил:
– Сколько тебе лет, Джудит?
Девочка выставила перед ним четыре пальца.
– Видишь, папа? Ей столько же лет, сколько и мне, – прокомментировала ситуацию Фрэнсис Кэтрин.
– Нет, дочка, совсем не столько же. Джудит четыре года, а тебе уже пять. |