Вскоре запах от детских лакомств стал нестерпимым.
– Можно я отгрызу ему ухо?! – тихонько рычала Шуша, ибо ей вибрации от пинков по креслу передавались особенно чувствительно: вся клетка звенела.
Я сделала уже тысячу замечаний матери мальчика с шаловливыми ногами, но ей было плевать.
– Да прекрати ты пинать мое кресло! – не выдержал Вестейн.
– Это же ребенок! Хочет – и пинает! Своих заведи, будешь им указывать! – рявкнула мамаша.
– Хрен тебе! Точно не заведу, вдруг такой же получится?!
Назревала драка. Причем кто ее начнет, я бы не стала говорить с уверенностью. Мамашка кипела праведным возмущением, душа Вестейна требовала отмщения. Думается, Шуша бы незамедлительно бросилась ему на помощь, и вовсе не из уважения к шефу, но, на мое счастье, проводница велела всем сесть и опустить столики, чтобы получить еду.
При слове «еда» Вестейн слегка успокоился, а вот дети на задних рядах оживились.
Вскоре мы получили по нехитрому перекусу: стакану воды и бутерброду, завернутому в толстый слой бумаги. Бутерброд представлял собой кусок батона, отрезанного очень тупым ножом. В этом батоне кто-то заботливо проковырял дырку и сложил туда тонюсенький слайс ветчины, полупрозрачный ломтик огурчика и понурый, видавший в жизни некоторое дерьмо, листик базилика.
Уныло пожевав это чудо полетной кулинарии, шеф снова приуныл. К счастью, к этому я была готова.
– Вот! – я положила на столик перед ним сверток. – Ешьте!
– Это что? – с подозрением спросил шеф.
– Бутерброд. Тонкий подсушенный хлеб, два ломтика сыра, лист салата, слайс помидора, обжаренная куриная грудка, маслины, сладкий и сливочный соусы. Без масла, соли и перца.
Вестейн удивленно моргнул, я улыбнулась, а Шуша в клетке надулась от гордости. И нам было чем гордиться: испугавшись, что шеф будет снова злой и голодный, Шушанна добыла рецепт его любимого завтрака.
Даже у меня потекли слюнки при виде кулинарного шедевра, хотя я думала, что обойдусь едой, которую предложат. Но от свежего золотистого мяса, купающегося в соусе, исходил такой арома-а-ат…
– Буш? – Вестейн сунул мне под нос надкушенный бутерброд.
Дальше все как в тумане. Помню только, как вдохнула запах расплавленного сыра и…
– Ом-ном-ном-ном. – Я закатила глаза от удовольствия.
Надо было делать два! Или три…
Только Шушанна жевала свои яблоки, неодобрительно на меня поглядывая. В ее маленькой мохнатой голове не умещалось такое. Объесть своего же начальника!
Зато когда убрали мусор, жизнь наладилась: ребенок сзади устал пинать кресла, школьники угомонились, и мы провели восхитительные полчаса в относительном покое. Я смотрела в окошко, где проплывал огромный пушистый лес. Мы еще даже не приблизились к северным землям, но я все равно с восхищением смотрела на природу. Мне бы хотелось повидать мир. За неделю на новой работе я побывала в большем количестве мест, чем за всю жизнь.
– О святые драконьи покровители… – пробормотал Вестейн.
Девушка с карапузом, что сидела рядом с нами, вдруг расстегнула рубашку и принялась кормить ребенка грудью.
– Что естественно, то не безобразно! – отрезала она, заметив взгляд Вестейна.
Надо заметить, пялился не только он. И если в глазах моего шефа было искреннее удивление, то вот сосед, кажется, не наелся бутербродом и готов был пойти на крайние меры – отбирать еду у грудничка. Во всяком случае, он смотрел на наш ряд так, как я недавно смотрела на бутерброд Вестейна.
Шеф достал из кармана сумки небольшой блокнот и принялся что-то сосредоточенно там писать.
– Что вы пишете? – спросила я, слегка опасаясь, что это предсмертная записка. |