— Неужели вы на самом деле полагаете, что сделались жертвой таких шпионов? — спросил Ник Картер, не высказывая, однако, особого удивления.

— Я не полагаю, а отлично знаю, что я постоянно окружен такими шпионами. Они подслушивают мои невинные частные беседы и самые важные совещания, даже такие, которые происходили с глазу на глаз с человеком, которому я слепо доверял. Им стали известны вещи, о которых мы дали друг другу слово никому не говорить. И именно это-то и сделалось достоянием гласности.

— Не можете ли вы назвать пример?

— Пример? Не один, а десятки примеров. Конечно, вполне конфиденциально, так как никто не должен знать, что я беседовал с вами об этом.

— Полагаю, что вы меня знаете и не сомневаетесь во мне.

— Конечно, знаю. Это уж я применил теперешнюю мою обычную фразу. Так вот, недавно у меня была беседа с президентом; мы говорили с ним о вещах, осуществление которых откроет новые пути всей нашей внутренней политике. Как и всегда, у нас с президентом были тождественные взгляды, и мы дали друг другу слово хранить молчание уже потому, что преждевременное оглашение наших планов поставило бы на ноги всю оппозицию и натравило бы на нас всю прессу противного лагеря. Но я совершенно зашел в тупик, когда на другой же день мой политический противник Гарденер на открытом заседании огласил все подробности моего соглашения с президентом, и мне оставалось только, вопреки истинному положению дела, заявить, что сообщения Гарденера представляют собой чистейший вымысел и сплетню. Это, однако, весьма неприятное впечатление, не говоря уже о создавшемся недоразумении между мной и президентом. Он поневоле должен считать меня легкомысленным болтуном или даже непорядочным человеком. Правда, и я мог бы его считать таким же, но это поставило бы меня в смешное положение перед самим собой. Я не думаю, чтобы президент считал меня способным изменить моему слову, но, несмотря на это, после этого инцидента в наших отношениях наступило заметное охлаждение.

— Это действительно весьма и весьма неприятно, — согласился Ник Картер.

— Я не могу отделаться от мысли, — продолжал сенатор, — что тут что-то нечисто. Подумайте сами: мы беседовали в частном кабинете президента, к тому же так тихо, что многие слова даже произносились шепотом, так что посторонний человек и в двух шагах от нас не смог бы ничего расслышать. Еще до нашей беседы президент лично осмотрел две комнаты, примыкающие к кабинету, запер их двери на ключ, а двери из кабинета открыл настежь. Таким образом, никто не мог подойти к нам незамеченным. В передней, где находятся дежурные чиновники, тем более не мог находиться никто из посторонних. После этого скажите, как можно подслушать такую длинную беседу, обставленную подобными мерами предосторожности?

— Приходилось ли вам испытывать нечто подобное еще, помимо этого случая? — спросил Ник Картер.

Сенатор привел массу примеров в доказательство того, что его окружает ежедневно и повсюду целая шайка шпионов, орудующая с изумительной ловкостью.

Окончив свое повествование, сенатор обратился к Нику Картеру со следующими словами:

— Как вам все это нравится? Будьте откровенны и скажите мне все, что вы думаете по этому поводу.

— Я, к сожалению, пока еще и сам не составил себе определенного мнения об этом, — ответил Ник Картер, — если бы мне о таких чудесах, с оттенком сверхъестественности, рассказывал кто-нибудь другой, а не вы, то я, пожалуй, сумел бы сразу вывести свое заключение.