Чистая перестраховочка по поводу судимости. Папа пытается решить вопрос через местком, но пока глухо. Так что на семейном совете решили пока оставить все как есть.
— А в ремесленном-то, на работе как?
И Колька терпеливо поведал — тоже в десятый раз, — что и тут все хорошо, и. о. директора, Казанцев Семен Ильич, его старый мастер, которого уговорили начальствовать до тех пор, пока не придет кто-то на смену, с готовностью оформил его на работу. На судимость плюнули — к тому же особо никто не рвался в преподаватели. И вот теперь Николай Игоревич нянчится с первокурсниками, а заодно ведет, как умеет, занятия по физической подготовке.
— Ну а как дела с…
— Так, хватит, — решил Колька и спросил в лоб, по-мужски: — Ну?
— Что? — отозвалась Оля с такой готовностью, что Николай понял: виновата.
— Спрошу то же, что и Сонька у меня: ты откуда знала, где они, куда пошли?
Взрослая, серьезная комсомолка Оля вспыхнула не хуже Наташки и призналась:
— Моя работа, Коля, не уследила. Как они ее в библиотеке подцепили — ума не приложу! Ведь так хорошо спрятала.
— Что именно подцепили? — насторожился он.
— Да вот… книжку, «Манон Леско».
Николай вспылил:
— Мать, ты совсем одичала? Что у тебя за безобразия в библиотеке?
Оля, краснея, стала оправдываться:
— Коля, ну я случайно! Я ее списала уж… то есть подготовила на списание.
— И сама небось зачитывалась?! Признавайся!
— Я сама одним глазком только. Ну а тут еще и в «Родину» эту картину завезли…
— Тьфу ты, пропасть. Ты совсем?..
Оля перешла в контрнаступление:
— А я-то тут при чем? Это завкино! Он всякую гадость привозит и крутит. Говорят, его не раз прорабатывали!
— С ним разберутся где следует, за собой смотри!
Однако Оля не унималась:
— Ты сам-то куда смотришь? Почему позволяешь им общаться? Сонька плохо влияет на Наташку!
— И что же мне их, разводить? — огрызнулся он.
Что это значит, по какому праву Гладкова, не имеющая младших братьев-сестер, читает ему нотации? Сама бы попробовала воспитывать младшую сестру!
— Вот еще! Я что, диктатор какой? Что мне, свободной личности диктовать — с той дружи, с той нет?
Так, вроде бы все было сказано, поэтому замолчали.
Оля, помолчав и подувшись, пошла на попятный и призналась, что никто не спорит, непростое это дело: присматривать за мелкими, которые воображают себя взрослыми. К тому же девчонки, получив выволочку, могут надуться, а потом задать каверзный вопрос: а где это, собственно говоря, написано, чтобы после школы тотчас домой идти? Гулять полезно для здоровья!
Уже не бомбят, на улицах не грабят, в фашистов-шпионов-диверсантов за углами не поверят — ну как тут внятно объяснишь этим воображалам, что взрослые волнуются даже в мирное время, даже когда вы опаздываете хотя бы на полчаса?
— Характер у них, — напомнила зачем-то Оля.
— Да уж, — дополнил и развил мысль Колька, — мы-то в их возрасте такими не были.
Она не сдержалась, прыснула и тотчас вновь посерьезнела:
— Тетку Наталью жаль. Как бы опять не свихнулась.
Введенская-старшая, потеряв двух детей, трясется над Сонькой студнем, а та из нее веревки вьет, не слушается.
— Ну а что предлагаешь? Посадить за решетку? На цепь? В кандалы заковать? — Колька все предлагал и предлагал вполне рабочие варианты.
А Оля, молча вздыхая, соображала: вот тебе педагогическая задачка, будущая учительница. |