Но черты лица были даже несколько преувеличенно четкими. Трейси едва не покачнулась от захлестнувшего ее потока чувств. Трейси всегда знала, что такой момент когда-нибудь наступит, и вот он пришел. Со стены на нее смотрело лицо сестры, ускользающее, таинственное и все же необыкновенно милое, именно такое, каким его помнила Трейси. Оно казалось абсолютно реальным, почти живым. Переведя дух, Трейси стала подробно рассматривать картину.
На полотне была изображена стройная девушка в кружевном белом платье. Лицо было повернуто к зрителю на три четверти. Белокурые волосы несколько небрежно зачесаны назад и собраны на затылке серебристой лентой. Тонкая шея казалась высеченной из мрамора, лицо выглядело одухотворенным. Выразительно очерченный рот художник сделал бледным, подчеркнув прежде всего глаза, хотя они и были полуприкрыты веками. На бледных щеках лежала тень от черных ресниц, глаза едва виднелись. На ее лице можно было прочитать одновременно следы трагедии и радости. Молодость девушки была осмотрительной, а не опрометчивой. Туманная хрупкость лица как бы противоречила темным глазам.
– Это Анабель, – сказала миссис Эрим, – жена Майлса Рэдберна.
Трейси смотрела на картину и ждала, когда комната перед ее глазами перестанет качаться. Она догадывалась, что такое сильное чувство придет, но не подозревала о существовании портрета и не подготовилась к встрече с ним.
– Вот вам одна из причин, по которой его книга никогда не будет закончена, – спокойно сообщила хозяйка. – Вам, наверное, уже известно о трагической смерти миссис Рэдберн три месяца назад. Тень ее самоубийства тяжелым грузом лежит на всех нас. Ваш мистер Хорнрайт рассуждает как прагматик: сколько страниц в рукописи, сколько копий нужно будет сделать с набросков мистера Рэдберна и так далее. Для того чтобы убедить Майлса Рэдберна взяться за книгу, он много тут слов произнес о целебной силе работы, но мистер Хорнрайт не знает жестокой правды о тени самоубийства.
Трейси внезапно отвела взгляд от картины. Комната перестала качаться.
– Что вы имеете в виду, когда говорите «правда»? – поинтересовалась она.
– Это вас не касается, – грубовато ответила миссис Эрим. – Ваша обязанность – вернуться домой и убедить мистера Хорнрайта, что книги не будет. Все остальное, что здесь происходит, вас не должно интересовать.
Трейси поняла причину, по которой миссис Эрим пригласила ее в яли. Если ей и разрешат остаться, то с одним условием: она должна будет плясать под дудку хозяйки.
– Вы настроены против книги, миссис Эрим, – парировала Трейси. – Но объясните, пожалуйста, почему?
Француженка пожала плечами.
– Как я уже сказала, я реалистка. Для человека, который был прекрасным художником, эта работа – просто способ зарыть себя заживо… Это даже смешно, что решать такую серьезную проблему прислали почти ребенка.
Трейси вновь посмотрела на картину.
– Вы хотите сказать, что он очень сильно любил жену и не может теперь жить без нее? Что искусство потеряло для него всякий смысл?
На мгновение лоск показного спокойствия дал трещину, и розовые щеки миссис Эрим вспыхнули ярким румянцем.
– Что за абсурд! Вы же ничего не знаете и не понимаете. Конечно, в последние годы семейной жизни Майлс не любил ее. Миссис Рэдберн обладала скверным характером и была сверх всякой меры порочна. В конце концов мистер Рэдберн начал даже презирать жену, хотя ему трудно признаться в этом самому себе. Поэтому он и предпочитает смерть жизни. Он похоронил себя как художника в этой бессмысленной работе задолго до смерти жены.
Не в первый раз Трейси Хаббард слышала жестокие и резкие слова о своей сестре. Но даже несмотря на то, что Трейси перестала быть обожающей старшую сестру малышкой и достаточно хорошо понимала жизнь и людей, чтобы признать, что Анабель была далеко не совершенством, она отказывалась верить в порочность сестры. |