Трейси села у стола, возмущаясь про себя, что миссис Эрим так бесцеремонно назвала ее «молодой девушкой». Даже в детстве она нередко чувствовала себя старше Анабель. Майлс Рэдберн подошел к столу. Его руки набивали табаком из мешочка трубку, сделанную из корня верескового дерева, безразличные глаза больше не смотрели на собеседницу. Он быстро оценил ее, понял, что она не имеет абсолютно никакого значения для него и тут же, казалось, забыл о ней. Столь пренебрежительное отношение вновь возмутило Трейси Хаббард, но она взяла себя в руки и решила отныне думать только об одном: как уговорить этого человека разрешить ей остаться.

Раскурив наконец трубку, Майлс Рэдберн беспечно сдвинул кипу бумаг на край стола, сам устроился на другом углу и принялся покачивать длинной ногой. Из трубки к потолку потянулся голубоватый дымок с довольно приятным запахом.

– Можете начинать, – повелительно сказал он. – Выкладывайте свою историю. Я пообещал Сильване выслушать вас. Но только выслушать и ничего больше.

Трейси выпрямилась и посмотрела прямо ему в глаза.

– Мистер Хорнрайт считает, что вы работаете над очень нужной, важной и в высшей степени интересной книгой. Турецкие мозаики занимают выдающееся место в истории мирового искусства, и…

– Пощадите! Ради Бога, избавьте меня от этих рекламных текстов, – прервал ее Майлс Рэдберн. – Я сам прекрасно знаю, почему делаю то, что делаю. Меня интересует совсем другое: что вы здесь делаете? Я предложил Хорнрайту прислать мисс Бейкер. Вы что же, считаете, что можете заменить ее?

Трейси была сыта по горло пренебрежением к себе… Сначала миссис Эрим, теперь этот холодный и несимпатичный сноб.

– Вы еще не готовы к тому, чтобы вами занялась мисс Бейкер! – вспылила она. – Стоит ей бросить только один взгляд на это… на этот беспорядок!.. и она отправится прямиком домой. Думаете, ей захочется ковыряться в этих горах? Да она исчихается, если залезет в них! – И Трейси жестом, выражающим насмешку, показала на обеденный столик, на котором гора бумаг достигла опасной высоты и в любую минуту грозила обрушиться вниз, как снежная лавина.

Рэдберн сердито посмотрел на нее серыми глазами, в которых даже при большом желании трудно было отыскать хоть искорку теплоты. Все-таки в нем еще остались человеческие эмоции, подумала Трейси, хоть злиться он пока еще не разучился.

– Я могу найти все, что мне требуется, в течение нескольких секунд, – заявил художник. – И не хочу, чтобы кто-то посторонний устраивал мне тут беспорядок.

– Устраивал вам тут беспорядок! – насмешливым эхом откликнулась Трейси, забыв, что она должна уговаривать, задабривать Рэдберна и даже льстить ему. – Никогда в жизни не слышала ничего глупее. Посмотрите… нет, вы только посмотрите на это!

Трейси, как маленький циклон, вскочила со стула и сунула обе руки в бумажную гору на столе. Пару секунд гора дрожала, потом большая часть бумаг съехала со стола и рассыпалась по полу у ее ног. Негодование покинуло ее так же быстро, как и пришло, и она с ужасом уставилась на разрушение, вызванное собственными руками, не осмеливаясь поднять глаза на Майлса Рэдберна.

Долгое, не сулящее ничего хорошего молчание неожиданно нарушил громкий звук. Майлс Рэдберн чихнул и… уже не мог остановиться. Он чихнул еще дважды, громко и яростно высморкался, хотел было что-то сказать, но это у него не получилось, и он быстро и оглушительно громко чихнул еще четыре раза подряд.

Неожиданно в памяти Трейси Хаббард возникла картина из далекого прошлого. Она вспомнила разгневанное лицо своего отца и с трудом подавила неожиданный приступ смеха.

– Вы ведете себя точь-в-точь, как мой отец! – воскликнула девушка.