Слушай, я потопал к Толусю Поэту, может, у него был тот самый тип.
— Ладно, а в пять жди меня у дома пани Баумановой. Сходим вместе в «Августинку». Неплохо позабавимся.
— Гипця! — крикнул в трубку Кубусь. — Не забудь осмотреть квартиру. Мне почему-то кажется, что этот зонт может находиться у пани Баумановой. Зонт ведь из Англии, а пани Бауманова преподает английский язык. Это тебе ни о чем не говорит?
— Мне — нет. Но будь спокоен, я неплохо с этим справлюсь. Чао! В пять!
Глава VIII
КОГДА ЗАХЛОПНУЛАСЬ ФОРТОЧКА
Дом, в котором обитала пани Бауманова, стоял в глубине запущенного сада. Старая вилла, помнившая еще царские времена, была построена в тирольском стиле — с деревянными аркадами, претенциозной башенкой, с множеством различных ниш и балконов. Две развесистые вековые липы бережно обнимали ее своими ветвями, как заботливые няньки обнимают больного ребенка. Со стороны улицы виллу заслоняли непроглядные заросли кустарника, а старая замшелая стена ограждала территорию от небольшой площадки с несколькими валявшимися на ней остовами отслуживших свой век автомобилей. Весь дом по самую крышу башенки оплетали ветви дикого винограда.
Всякий раз, подходя к старой заржавленной калитке, Гипця испытывала такое чувство, будто попадает в совершенно другой мир — абсолютно несовременный, воскрешавший в ее памяти рассказы, которые в раннем детстве читала ей мать. Казалось, стоит лишь надавить кнопку звонка на латунной табличке, и в окружении цветов на веранде покажется призрачная фигура гадалки или заколдованный королевич.
На этот раз, однако, по зову звонка возникла щуплая и сухая фигура пани Баумановой, преподавательницы английского языка. Выцветший черный костюм, черные растоптанные туфли, белая блузка с оборками, большая брошь с камеей, застегнутая у шеи, — все, как всегда, пахнущее лавандой и в идеальной сохранности. И то же самое выражение на сморщенном угловатом лице, тот же взгляд из-под больших очков в роговой оправе, то же сухое приветствие на английском:
— Добрый день, моя дорогая… Как поживаешь?
В комнатке, забитой старомодной мебелью, пахло табаком, кофе и увядшими цветами. На круглом столике покоилась книжка, возле нее стоял поднос, а на нем лежало несколько печеньиц. Пани Бауманова неизменно спрашивала Гипцю по-английски:
— Дорогая Гипця, не хочешь ли попробовать печенье?
И Гипця, которой никогда не хотелось печенья, тем не менее неизменно отвечала:
— Спасибо, с громадным удовольствием.
На этот раз, однако, занятая мыслями о зонте, Гипця забыла ответить на вопрос учительницы, и та посмотрела на девочку такими глазами, будто свершилось что-то ужасное. И вообще урок в этот день проходил совсем не так, как обычно. Гипця вертелась, словно сидела на раскаленных углях, а пани Бауманова то и дело спрашивала:
— Что с тобой, моя дорогая? Почему ты такая рассеянная? Может быть, тебя донимает эта несносная жара?
Если бы пани Бауманова знала о таинственном зонте, если бы только допускала, что зонт может находиться в ее квартире, наверно, не задавала бы этих вопросов. Пани Бауманова, однако, ничего такого не знала и потому с возрастающим беспокойством поглядывала на свою ученицу.
Между тем Гипця обшаривала взглядом комнату в надежде, что вот-вот обнаружит старый черный зонт. Но все напрасно. В комнате пани Баумановой царил абсолютный порядок, и все стояло на своих местах.
Шло время. Старинные часы отбивали, как положено, каждую четверть часа, неумолимо приближался конец урока, а Гипця все еще не обнаружила ни малейшего следа, который мог бы указывать на существование таинственного зонта.
И тут случилось то, чего никак не могла предвидеть юная кандидатка в детективы. Долетевший из сад внезапный порыв ветра с треском захлопнул форточку. |