У меня такое чувство, что твои дни сочтены. Тебе не удастся получить эту большую партию контрабанды.
Ребята почувствовали, что голос отца немного окреп.
— Я думал, что у тебя больше ума, — рассмеялся Снатсмен, — но ты проиграл, предупреждаю тебя, проиграл. А что будет с твоей семьей? Какую службу сослужит им твое упрямство?
На некоторое время воцарилась тишина. Затем Фентон Харди медленно произнес:
— Моей жене и сыновьям легче будет узнать, что я умер, выполняя свой долг, чем встретить меня дома в качестве защитника контрабандистов и преступников.
— У тебя очень высокое чувство долга, — усмехнулся Снатсмен. — Но ты передумаешь. Тебе хочется пить? Ответа не последовало.
— А есть хочется? Опять никакого ответа.
— Я прекрасно знаю, что хочется. А будет еще хуже. Ты умрешь от жажды и голода, если не напишешь этой записки.
— Я не стану ее писать.
— Прекрасно. Пошли ребята. Пусть некоторое время побудет в одиночестве, дадим ему время одуматься.
Фрэнк с облегчением сжал руку брата — появился шанс спасти отца!
Послышались шаги — Снатсмен и его сообщники покинули комнату и пошли по коридору. Наконец шаги затихли, хлопнула дверь.
Джо сделал шаг в сторону двери, но Фрэнк удержал его.
— Давай подождем минутку, — предупредил он. — Может, кто-то остался его караулить.
Ребята замерли, напряженно прислушиваясь. Но за дверью стояла тишина. Убедившись, что отца действительно оставили одного, Фрэнк нащупал ручку двери.
Он бесшумно открыл ее и заглянул в коридор, который тускло освещала висевшая под потолком лампочка. Охранника не было видно.
В коридор выходили три двери — две на противоположной стороне и одна в конце.
Проход был покрыт досками, по потолку, как в подвале, шли балки. Фрэнк и Джо быстро сообразили, в какой комнате находился отец. Они распахнули дверь почти темной комнаты и заглянули внутрь. В комнате, кроме грубо сколоченного стола и нескольких стульев, в углу стоял небольшой топчан, на котором лежал Фентон Харди. Его ноги и руки были привязаны к топчану так туго, что он не мог и пошевелиться. Он лежал на спине, устремив взгляд в потолок. Рядом с топчаном на стуле лежал листок бумаги и карандаш, очевидно, приготовленные Снатсменом для записки, которую он требовал написать.
— Пап! — тихо произнесли Фрэнк и Джо. Сыщик не слышал, как открылась дверь, но теперь смотрел на сыновей с удивлением и радостью.
— Вы здесь! — прошептал он. — Слава богу!
Ребят поразило, как изменился он за эти дни. Этот здоровый и сильный человек теперь был худ и бледен. Щеки провалились, глаза были пусты.
— Еще минутку, и мы тебя отсюда вытащим, — прошептал Фрэнк.
— Торопитесь! Они могут вернуться в любой момент. Вытащив из кармана складной нож, Фрэнк принялся разрезать веревки. Но нож был туповат, а веревки толстые. У Джо ножа не оказалось.
— Вероятно, выскочил из кармана, когда мы раздевались на «Наполи», — сказал он.
— У меня тоже нет. Снатсмен забрал все, что у меня было в карманах, в том числе и запас пищевых концентратов. У вас нет с собой чего-нибудь сладкого?
Джо достал из кармана шоколадку, и мистер Харди принялся ее жевать, откусывая по маленькому кусочку. Его глаза оглядывали комнату в поисках чего-нибудь острого, чтобы помочь ребятам. Но ничего подходящего не оказалось.
Минуты шли. Фрэнк перепиливал веревки, но дело двигалось медленно, Джо занимался узлами с внешней стороны, они были затянуты крепко и ослабить их казалось просто невозможно. Фентон Харди ничем не мог им помочь. Все молчали, единственными звуками, нарушавшими тишину, были тяжелое Дыхание ребят и скрип ножа от перепиливания веревок. |