Изменить размер шрифта - +
 – А ты, стало быть, мой троюродный брат…

– Воигнев. Воята. Отец меня Хвидульвом нарекал, но он погиб, когда я на руках у матери был, рос уже с материнской родней и отчимом, а мать мне дала имя по своему стрыю Воигневу.

Предслава снова кивнула: и в Плескове, где она выросла, и в Ладоге, откуда происходила ее мать, было много варягов и чуди и детям в смешанных семьях часто давали по два имени. Даже ее собственная двоюродная сестра Придислава Ольговна, всю жизнь прожившая в Киеве, имела второе имя – Фрейдис.

– Но вы ведь жили в Вал-городе?

– Пять лет назад отчим умер, а мы с матерью и сестрой еще годик в Вал-городе помыкались и перебрались назад в Ладогу, к ее родне. Меня воевода Велем в дружину взял, сестра Гневаша замужем уже за варягом одним, сын у нее…

– Я тебя не помню. – Предслава виновато улыбнулась и покачала головой. – У нас столько братьев…

– И все в дружине воеводской! – Воята ухмыльнулся, но ему согрело душу, что она сказала «у нас», тем самым признавая его за родню. А братьев и правда насчитывалось очень много: четырнадцатилетней девочке, которой она была, когда в последний раз навещала ладожских родичей матери, немудрено было позабыть лица горластых нескладных подростков, под видом воинских упражнений от души тузивших друг друга палками и кулаками. – Я тебя помню немного. – В действительности он помнил скорее то, что дочь плесковской княгини когда-то приезжала в Ладогу, а от нее самой у него оставалось самое смутное впечатление. – Ты сильно выросла. Больше даже на вуйку Ярушу походишь, чем на Дивляну.

– Да, у нас все замечают, – Предслава снова улыбнулась. – я еще пока замуж не вышла, мать переросла. Как там все ваши?

– Слава чурам. Воевода сам приехал – скоро увидишь его, он тебе расскажет про своих. Бабка твоя Милорада все хворает – с весны, летом полегче стало, а теперь опять…

– Бабушка Милуша! – Предслава обеспокоенно всплеснула руками. – Вот беда! А кому же ее лечить – там есть кто-нибудь из ведуний постарше?

– Одна бабка Жданица осталась, да у той уже все спуталось: принимается заговаривать от зубной боли, кончает – на присушку. – Воята чуть усмехнулся и горестно покачал головой, поскольку старую Милораду, мать воеводы Велема, в Ладоге все любили. – У нас теперь в старших ведуньях три сестры: Ведома, Льдиса и Олова. Да они ей племянницы, куда им заговаривать ее…

– Хоть и не лучшие вести, а все легче стало! – Предслава приложила руку к груди. – Подумала о родне – и будто сердце теплым ветром овеяло. Спасибо тебе, и прости, что неласково приняла. Иди, я тебя поцелую! – Предслава встала и шагнула к нему. – Надо было раньше, но там я не…

Воята ухмыльнулся: да, если бы «мертвая колдунья» сразу попыталась его поцеловать, он бы отбивался не шутя. А теперь он, с довольным и отчасти смущенным видом улыбаясь, подошел и наклонился; Предслава коснулась губами его щеки, потом обняла и прижалась головой к плечу, словно была рада обрести опору. Воята почтительно приобнял ее и поцеловал в повой надо лбом.

Быстрый переход