Прынцаев прислонил свой велосипед к тощему ольховому деревцу.

– Эх, хорошо бы искупаться, – он расправил плечи и сделал круговые движения руками, – вода хорошо прогрелась на мелководье.

– Но здесь, верно, дно завалено камнями, – отозвался доктор – он еще ни разу не купался в этом сезоне. – И думаю, полным-полно водорослей.

– Да, – согласился Прынцаев, – место дикое. Но я с вашего позволения вас оставлю на несколько минут – мне надо бы отлучиться. Велосипед останется здесь – если вы не откажетесь за ним присмотреть.

– Не откажемся, ступайте спокойно, – пообещала, ласково щурясь, Брунгильда. Ее необычная любезность сегодня приятно волновала велосипедиста.

Когда Прынцаев бодрой рысцой удалился, скрывшись за взгорком, Клим Кириллович и барышни присели на валуны и замолчали. Легкие белые облачка время от времени наплывали на солнце, давая глазам отдохнуть от нестерпимого серебристо-белого блеска морской глади, от сверкающих кварцевыми отливами дюн. Свое крещендо звучно выводили кузнечики. В дрожащем воздухе парили огромные прозрачные стрекозы; капустницы и крапивницы бесшумно двигались почти у самой земли. Мелкие букашки и паучки, не обращая внимания на людей, торопливо бежали по своим непостижимым крошечным делам. Ленивый и бездумный покой и умиротворение овладели молодыми людьми.

Тишину нарушал только Пузик, бегающий вдоль линии прибоя и беззлобно лающий на неторопливо накатывающую волну.

После длительной паузы Мура заговорила первой:

– Почему-то мне кажется, что мы выехали из города тысячу лет назад.

– А мне почему-то кажется, что я уже тысячу лет не занималась музыкой всерьез. На даче все время что-то отвлекает. А мне предстоит выступление. Я беспокоюсь. Не растеряла ли я всю свою технику?

– Вы не должны слишком волноваться, Брунгильда Николаевна, техника так быстро не утрачивается. И потом, вы же все равно занимаетесь каждый день.

– Ах, милый доктор, музыка требует большой самоотдачи.

– Все чем-то занимаются, что-то делают, – сокрушенно вздохнула Мура, поймавшая и посадившая на ладонь божью коровку, – только я одна бездельничаю. Пора бы и мне подумать, где учиться. Посоветуйте, милый Клим Кириллович, не пойти ли мне на Бестужевские курсы?

– Разумно. И на чем вы остановили свой выбор? – поинтересовался доктор.

– Я думала об истории, – виновато призналась Мура. С ее ладошки, расправляя жесткие крылышки, собиралась улететь божья коровка.

– Я не вижу, какую пользу для общества могут принести историки. И потом – все уже давно изучено, известно. Если же говорить о России, то лучше Карамзина не написать. А как наука история, на мой взгляд, бесперспективна – у нее нет точных методов.

– Вы так думаете? – немного отстранившись от доктора, попыталась возразить Мура, но тут же добавила:

– Папа тоже так считает. Даже не знаю что делать.

Притихший было Пузик неожиданно сорвался с места и вновь бросился к линии прибоя. Теперь он не стал бессмысленно носиться вдоль воды. Напротив, застыл на одном месте и с диким остервенением принялся лаять, глядя вперед.

– Собачку что-то беспокоит, – предположила, не выходя из состояния ленивой задумчивости, Мура. – А-а.., какой-то обломившийся куст плывет, на него он и лает.

Действительно, между выступающими из воды валунами странными конвульсивными толчками передвигался обломок куста или дерева. На его ветках между листьев болтались отвратительные мочалки бледно-зеленых водорослей. Куст неумолимо двигался по направлению к собаке.

– Пузик, Пузик, глупый, иди сюда, – позвала Мура.