После этого свидетельскую трибуну заняла Сал Роулинс, которая под присягой показала:

— Я знакома с подсудимым. Я принесла письмо для него в клуб «Мельбурн» в четверг, двадцать шестого июля, в полночь, точнее без четверти двенадцать. Имени его я не знала. Он вышел в начале второго, и мы встретились на углу Рассел- и Берк-стрит, где мне было сказано его ждать. Я отвела его к своей бабушке, она живет в переулке рядом с Литл-Берк-стрит. Там лежала умирающая женщина, она и послала за ним. Он вошел и говорил с ней минут двадцать, а потом я отвела его обратно на угол Берк-стрит и Рассел-стрит. После того как мы расстались, я услышала, как часы пробили три четверти.

КОРОЛЕВСКИЙ ПРОКУРОР: Вы уверены, что подсудимый — это человек, с которым вы встречались той ночью?

СВИДЕТЕЛЬ: Господи, конечно уверена!

КОРОЛЕВСКИЙ ПРОКУРОР: И он встретил вас в начале второго?

СВИДЕТЕЛЬ: Да, минут в пять второго… Я слышала, как часы ударили один раз, перед тем как он вышел на улицу, а когда мы снова расстались, было примерно без двадцати пяти два, потому как домой мне идти десять минут, и я услышала, как часы ударили три раза, когда я подошла к двери.

КОРОЛЕВСКИЙ ПРОКУРОР: Откуда вам известно, что было именно без двадцати пяти два, когда вы расстались?

СВИДЕТЕЛЬ: Я видела часы. Я оставила его на углу Рассел-стрит и пошла по Берк-стрит, часы на почте было видно как днем, а потом, когда я вышла на Суонстон-стрит, то посмотрела на часы на ратуше и увидела там то же время.

КОРОЛЕВСКИЙ ПРОКУРОР: Вы все это время не выпускали подсудимого из вида?

СВИДЕТЕЛЬ: Нет, в комнате только одна дверь, и я сидела снаружи, когда он вышел и споткнулся об меня.

КОРОЛЕВСКИЙ ПРОКУРОР: Вы заснули?

СВИДЕТЕЛЬ: Ни капельки!

После этого Калтон дал указание вызвать Себастиана Брауна, который показал:

— Я знаю заключенного. Он член клуба «Мельбурн», в котором я служу дворецким. Двадцать шестое июля я помню. В ту ночь последняя свидетельница пришла с запиской для подсудимого, было это примерно без четверти двенадцать. Она просто отдала ее мне и ушла, а я передал ее мистеру Фицджеральду. Он ушел из клуба где-то без десяти час.

На этом допрос свидетелей защиты завершился, и после того как королевский прокурор произнес речь, в которой указал на веские улики против подсудимого, встал Калтон, чтобы обратиться к присяжным. Ораторским искусством он владел в совершенстве, и ни одно обстоятельство, ни одну деталь этого дела не оставил без внимания. Произнесенную им тогда речь до сих пор обсуждают и вспоминают с восхищением в кулуарах Дворца правосудия и в адвокатских кругах.

Начал он с красочного описания обстоятельств убийства: как убийца и жертва встретились на Колинс-стрит, как кэб поехал в Сент-Килда, как убийца, умертвив жертву, вышел из кэба и как потом заметал следы.

Когда это живое описание событий той ночи помогло Калтону завладеть вниманием присяжных, он указал на то, что все улики, выдвинутые обвинением, являются косвенными и не дают возможности отождествить человека на скамье подсудимых с тем, который сел в кэб. Предположение, что подсудимый и человек в легком пальто — одно и то же лицо, зиждилось исключительно на показаниях извозчика Ройстона, который хоть и не был пьян, пребывал, по его же утверждению, в состоянии, не позволявшем отличить человека, остановившего кэб, от человека, в него севшего. Преступление было совершено с помощью хлороформа, следовательно, если подсудимый виновен, он должен был купить хлороформ в каком-нибудь магазине или взять у кого-то из друзей. В любом случае, обвинение не предоставило ни единой улики, объясняющей, как и где был добыт хлороформ. Что касается перчатки убитого, обнаруженной в кармане подсудимого, то он поднял ее с земли, когда нашел Уайта лежащим пьяным у Шотландской церкви. Разумеется, нет никаких доказательств того, что подсудимый положил ее в карман до того, как сел в кэб, но, с другой стороны, нет доказательств того, что он сделал это в кэбе.