Изменить размер шрифта - +

— Да? — выпалила матушка Побируха, тыча пальцем уже в сыщика. — Плевать мне на твою тюрягу! Я в «Пентридже» свое отсидела, и ничего, жива-здоровехонька.

В подтверждение этих слов старая карга сплясала перед мистером Калтоном нечто наподобие воинственного танца, сопровождая свои па щелканьем пальцев и проклятиями. Во время этого выступления ее седые волосы развевались, и причудливая внешность старухи в тусклом свете свечи являла собою поистине устрашающее зрелище.

Калтону вспомнились услышанные когда-то рассказы о парижских женщинах времен революции, как они танцевали «Карманьолу». «Матушка Побируха чувствовала бы себя в своей стихии в этом море крови и неистовства», — подумал он. Но этого вслух не сказал, лишь пожал плечами и вышел из комнаты, когда матушка Побируха, хриплым голосом издав последний вой, в изнеможении повалилась на пол и заорала, что хочет джину.

 

 

ГЛАВА 19

Вердикт присяжных

 

На следующее утро в зале суда яблоку было негде упасть, а еще больше людей так и не смогли проникнуть внутрь. Весть о том, что Сал Роулинс, которая одна могла доказать невиновность подсудимого, нашлась и выступит в суде, молнией разлетелась по городу, и теперь оправдательного приговора для Брайана Фицджеральда ждали многочисленные друзья подсудимого, которые стали вдруг появляться, как грибы после дождя. Конечно, было много и осторожных людей, которые ждали решения суда, чтобы принять какую-то из сторон, и до сих пор верили в его виновность. Однако неожиданное появление Сал Роулинс развернуло бурный поток общественного мнения в сторону подсудимого, и многие из тех, кто громче остальных обвинял Фицджеральда, уже склонялись к его невиновности. Набожные священники путанно рассказывали о персте божьем и о том, что невинные не должны страдать незаслуженно, но все это было дележом шкуры неубитого медведя, потому что решение суда еще не было принято.

Феликс Ролстон проснулся в некоторой степени знаменитым. Движимый обычным состраданием и врожденным стремлением идти наперекор, он в свое время заявил, что считает Брайана невиновным, и теперь не без удивления обнаружил, что его мнение, похоже, окажется верным. Он услышал столько похвал своей прозорливости, что вскоре начал верить, что его вера в невиновность Фицджеральда была основана исключительно на холодном анализе фактов, а не на желании выделиться. В конце концов, Феликс Ролстон был не единственным человеком, который, когда на него нежданно-негаданно свалилась слава, посчитал себя достойным ее. Однако будучи человеком неглупым, он улучил тот краткий миг, когда его слава сияла ярче всего, чтобы сделать мисс Фезеруэйт предложение, и та после некоторого колебания согласилась вверить ему себя и свои тысячи. Она решила, что ее муж — человек незаурядного ума, поскольку давным-давно сделал вывод, к которому остальной Мельбурн только-только начал приходить, поэтому посчитала, что как только она на правах жены получит власть над Феликсом, он, подобно Стрефону из «Иоланты», пойдет в парламент, а там, кто знает, с ее деньгами и его умом она даже может стать женой премьера. Мистер Ролстон, не догадывавшийся о политической карьере, которую уготовила ему будущая супруга, сидел на своем старом месте в зале суда и разговаривал о деле.

— Я знал, что он невиновен, — промолвил он с самодовольной улыбкой. — Фицджеральд слишком симпатичный парень, чтобы пойти на убийство, да и вообще.

Священник, случайно услышавший это замечание, беспечно оброненное оживленным Феликсом, не согласился с ним полностью и прочитал целую проповедь о тесной связи между красотой лица и преступлением, упомянув, что и Иуда Искариот, и Нерон были красавцами.

— А-а… — сказал Калтон, выслушав проповедь. — Если эта поразительная теория верна, тот священник должен быть на удивление праведным человеком!

Этот намек на внешность священника был довольно неуместным, поскольку преподобный джентльмен отнюдь не был уродом.

Быстрый переход