– Смотри, это вот чем, – проговорил Баратов, поднимая металлический осколок. – Это кусок от замка орудия, оно разорвалось при выстреле. Это он выстрелил из трёхдюймовки, но она уже старая и ржавая.

Кровавой пеной покрылись седые усы умирающего, он посмотрел на них безумными, ничего не воспринимающими глазами, потом как бы искорка просвета мелькнула по его зрачкам, и он произнёс тихо:

– Товарищи?

– Да, да, товарищи, – успокаивая его, ответила Вера.

Слабая счастливая улыбка показалась на его губах.

– Товарищи… – повторил он. – Я тоже… Тоже товарищ…

Он закинул голову назад, впал в полузабытье, потом рассмеялся, закашлялся и потянул руку влево, но обессиленная рука упала. И все увидели, что он тянулся к медному кавалерийскому сигнальному рожку.

Баратов поднял рожок, на нём был красный лоскут, на котором с трудом ещё можно было разобрать вышитые слова: «Смерть бандам генерала Гайды».

* * *

Под подушкой умирающего полусумасшедшего человека нашли толстую исписанную тетрадь. На первой странице её была нарисована кривобокая пятиконечная звезда, а дальше выведено: «Дневник славного партизана Семёна Егорова обо всём, что и как было».

Долго в эту ночь при тусклом свете факелов и костра разбирали товарищи корявые строчки, и в эту ночь тайна горы была разгадана.

* * *

В 1919 далёком году бродили по северу отряды генерала Гайды, того самого, над которым вечное проклятие всех трудящихся Урала. Хотя он и сдох давно, но чёрная память о нём у стариков и до сих пор жива. В 1919 огневом году оторвался от главных сил отряд под командой товарища Чугунова, и, очутившись в дебрях глухих лесов, поклялся Чугунов, а также и все революционные бойцы в ненависти к генералу Гайде и прочим контрреволюционерам и решили бить нещадно партизанским способом всех белогвардейцев и дожидаться, пока будет Советская власть либо самим конец не придёт. И на том порешивши, начали рыть землянки в лесу партизаны, чтобы можно было где после боёв, а также от холода и дождя головы приткнуть. А в это время готовилась уже им контрреволюционная измена со стороны адъютанта товарища Кречета, который впоследствии оказался не только не товарищем, а просто наёмным агентом, к тому же и бывшим офицером.

И вот однажды вызвался этот адъютант, которому от всех было доверие, выехать за сорок вёрст в деревню к мужикам, чтобы наладить там с ними связь как в смысле доставки продуктов, так и в смысле разведки и всего прочего. А я в ту пору был славным революционным сигналистом при отряде и подавал сигналы: «зорю», в поход, а также и все прочие, которые по уставу положены. И сказал мне адъютант Кречет: «Ты поедешь со мной тоже». И оседлал тогда я своего коня под названием «Колчак», и дунул я «Колчака» нагайкой, и понеслись мы вместе для означенной цели.

А при приезде в деревню вижу я, что там солдаты стоят, и говорю об этом адъютанту, но он сказал: «Это ничего, мы проберёмся внутрь к ним, потому что я знаю ихний пропуск». И, восхищённый таким геройским поступком, согласился я с ним на это дело тоже, то есть пропуск он сказал, и мы поехали. И приехали мы с ним прямо в белогвардейский штаб, и взошёл он спокойно на крыльцо, поздоровался за руку с золотопогонньми офицерами, а также сказал мне рассмеявшись: «Ты не будь дураком и понимай, что к чему делается.