Изменить размер шрифта - +
Но этого мало. Дефо разработал подробный, на 23 страницах, план будущей секретной организации. Собственно, идею о создании такого рода службы скорее всего подал сам Харли, обмолвившись однажды в письме к Дефо, что если бы он был министром, то постарался бы по возможности знать, что говорят о нем. Дефо же поспешил лишь развить и оформить ненароком брошенную мысль. После чего ему было поручено стать организатором особой службы, а попросту говоря — политической разведки.

С присущей ему энергией Дефо принялся за дело. И вот сеть секретных агентов, обязанных доносить об умонастроениях, раскинулась по стране. Едва ли стоит говорить, что сплести сеть осведомителей было делом нелегким. Для этого и приходилось ее организатору колесить по городам и весям, закладывая «основание, — как он сообщал Харли, — такой разведки, которой еще никогда не знала Англия». А еще через некоторое время он с гордостью доносил своему патрону: «Мои шпионы и получающие от меня плату люди находятся повсюду».

Нередко и ему самому приходилось выступать в роли простого агента. На постоялых дворах и в тавернах он прислушивался к разговорам простолюдинов, в кофейнях и клубах, где собирались политические деятели, выявлял настроение влиятельных особ. В его обязанности входило также предотвращать возникновение тайных заговоров, в частности, направленных против объединения Шотландии с Англией. Выполняя это задание, он почти три года прожил в Эдинбурге под фамилией Голдсмит. Здесь его однажды чуть было не линчевала толпа, узнавшая в нем ненавистного англичанина.

В донесениях Харли он соблюдал величайшую осторожность, всякий раз подписывая их разными именами, хотя послания и были зашифрованы. Случалось, что его собственные агенты, не подозревая в нем своего шефа и принимая за того, за кого он себя выдавал — торговца, историка, банкрота, укрывающегося от преследования, — доносили на него в «центр» как об опасном субъекте. И они имели на то основания. Маскируясь, Дефо изображал из себя противника правящей партии тори — партии крупных и средних землевладельцев.

В своей газете (продолжавшей регулярно выходить, даже когда его не было в Лондоне) он яростно нападал на представителей этой партии, за что его не раз пытались привлечь к суду. Однажды, казалось, не избежать ему тюрьмы: его заподозрили в том, что он автор очередного ядовитого пасквиля на палату общин. Как обычно, на выручку ему поспешил всесильный Харли. Сам же Дефо, изображая якобы антиправительственно настроенного человека, не особенно пытался опровергать общее мнение. Напротив, балансируя над пропастью, он был заинтересован в подобной репутации и всячески способствовал ее распространению.

Десять долгих лет Дефо оставался руководителем политической разведки. И даже тогда, когда Харли на какое-то время вынужден был оставить свой пост, он продолжал «по наследству» усердно служить новому министру. А позже, когда к власти пришли виги — партия торговой и промышленной буржуазии, столь же усердно выполнять задания новых хозяев, приняв обличье противника их правления.

Чем можно объяснить эту. весьма неблаговидную деятельность Дефо? Конечно, здесь сработал страх оказаться беззащитным перед угрозой тюрьмы, иначе говоря, чувство самосохранения. Необходимость расплачиваться за проявленное однажды малодушие — опрометчивое обещание верой и правдой служить коварному и жестокому министру. А вырваться из его лап было не так-то просто. Но также безусловно и то, что Дефо был сыном своего времени — эпохи «первоначального накопления капитала», представителем молодого класса буржуазии, не брезгавшего любыми средствами ради своего обогащения.

Тем не менее из-за того, что деятельность Дефо была тщательно законспирирована, о ней в сущности мало что известно и сегодня. Осторожность, с какой он руководил подчиненными агентами, пользуясь шифрами и тайнописью, его скрытая связь с Харли, которую, кстати, позже он начисто отрицал, отсутствие каких-либо в этом смысле компрометирующих документов, и прежде всего денежных ведомостей, где значились бы фамилия того, кому выделялись соответствующие суммы на оплату агентов, и его самого, как, впрочем, и многое другое, остающееся и поныне невыясненным, — все это и создает затруднения при изучении столь своеобразной стороны жизни Даниеля Дефо.

Быстрый переход