Решение на уничтожение принималось не нами.
Оно было принято на КП группы советских войск на Кубе… Генералу армии Плиеву доложили об уничтожении самолета как о свершившемся факте. Он вспылил: мол, не дозвонились. Гречко парировал тем, что самолет уходил. Видимо, контраргументов против этого у командующего не нашлось, и он только отдал приказ ускорить сбор данных и подготовить шифровку министру обороны».
Маршал Малиновский ограничился в ответ лаконичной телеграммой: «Вы поторопились». Надо отдать должное проявленному в этой ситуации советским руководством хладнокровию.
Министр обороны США Макнамара был потрясен известием об уничтожении самолета. Было шестнадцать часов по вашингтонскому времени, когда о случившемся доложили Кеннеди. Почти одновременно пришло известие, что американский U-2 нарушил советскую границу в районе Кольского полуострова, стремясь уточнить дислокацию советских боевых кораблей. С советских аэродромов поднялись истребители, с американских тоже…
— Это война, — оценил обстановку Макнамара.
Сразу раздались возгласы из ближайшего президентского окружения:
— Надо немедленно начать бомбежку русских пусковых установок! Дальше медлить нельзя!
Однако Кеннеди, проявив завидную выдержку, остудил горячие головы:
— Давайте еще раз обсудим ситуацию не торопясь. Ведь цена ошибки высока непомерно.
На совещании, длившемся без малого два часа и протекавшем весьма эмоционально, президент не без труда, но все же убедил своих наиболее решительно настроенных помощников не спешить с началом войны.
— Меня беспокоит не первый шаг в эскалации, а то, что обе стороны сделают и четвертый, и пятый, а шестой делать уже будет некому, — говорил он, убеждая своих «ястребов».
По окончании совещания министр юстиции Роберт Кеннеди немедленно помчался в советское посольство.
— В результате инцидента с U-2 обстановка вновь осложнилась до крайности, — заявил он Добрынину. — На президента осуществляется очень сильный нажим, чтобы он на огонь начал отвечать огнем.
— Но ведь это вы летаете над Кубой и тем самым провоцируете нас на открытие огня, — логично заметил советский посол.
— Мы не можем не летать. Ведь это единственное средство контроля за позициями ваших баллистических ракет! — почти в истерике воскликнул брат президента.
— Ну и что, — пожал плечами Добрынин. — Мы держим ракеты на Кубе, как и вы в Турции, но ведь мы не летаем над турецкой территорией.
После секундного замешательства Роберт Кеннеди все же нашелся с ответом:
— Мы не видим особых трудностей с выводом своих ракет из Турции, однако они размещены там по решению НАТО и убрать их оттуда можно будет не ранее как через четыре-пять месяцев!
Добрынин недовольно поморщился.
— Но мы готовы начать переговоры на основе ваших предложений, — поспешил заверить посла Кеннеди-младший. — Давайте еще раз попробуем договориться.
— Ответ будет дан вам завтра, — закончил недолгий разговор советский посол.
Едва срочная телеграмма с докладом Добрынина о только что произошедшей встрече пришла в Москву, она тут же была обсуждена на заседании Президиума ЦК КПСС.
— Товарищи! Момент чрезвычайно острый и нужен быстрый ответ, — начал без обиняков Хрущев.
Обсуждение послания было недолгим, а решение собравшихся единодушным. В послании подтверждалась готовность советской стороны выполнить все взятые ею обязательства по разрешению Карибского кризиса. Вместе с тем указывалось, что СССР, как и прежде, готов оказать Кубе помощь в отражении возможной агрессии. Общий тон послания был весьма сдержан и миролюбив. |