— Высший Бог Лин Хун, — кланяются перед ним стражники.

Ого! А он действительно известен в местных кругах. Меня вот никто не узнает.

— Со спутницей, — кивнув на меня, произносит Синь Шэнь.

— Гэгэ так великодушен, что взял меня с собой, — прильнув к его плечу, подыгрываю в представлении перед стражниками.

— Хорошо, так и запишем, — чуть нахмурившись и явно заколебавшись на мгновение, отвечают те и всё же впускают нас внутрь.

Встраиваемся в поток богов, идущих на праздник, и тихонько двигаемся вперёд, прислушиваясь к разговорам окружающих.

— Я слышал, что высшая богиня Инь Юэ так же будет присутствовать на празднике наследника! — произносит старец слева от меня.

— Да, я тоже об этом слышал! Именно поэтому и решил приодеться! — хвастает второй седобородый бог, — За весь мой долгий век я впервые встречусь с Богиней, старше трёх тысяч лет!

Во-первых, мне всего три тысячи пять лет. А во-вторых, консервировать свою внешность надо было учиться, а не на всякое баловство силу тратить! Меня мама ещё в детстве научила, что лицо — это единственное, что останется со мной до конца, и его лучший период нельзя профукать.

Неужели только такие старцы ещё помнят обо мне и готовы положить на меня свой глаз — в прямом и переносном смысле слова?..

— Ты тоже популярна среди Богов, а-Юэ, — фыркает Синь Шэнь, из-за чего зарабатывает тычок локтем в бок.

— Да, старше госпожи Инь Юэ разве что легендарный Бао Чжань! Но о нём уже давно ничего не слышно… — продолжают свой разговор старцы.

— Неизвестно даже, жив ли он вообще!

— Конечно жив! Если бы умер — нам бы об этом сообщили!

— Думаю, он умер ещё пару тысяч лет назад, и о нём действительно просто забыли, — качаю головой, слушая их беседу, — возможно, скелет этого божества лежит в какой-то расщелине на краю земли, а эти почтенные старцы продолжают думать, что великий десяти тысячелетний бог Бао Чжань всё ещё хранит ключи от небесного царства.

— Древнейший и впрямь давно не являл себя, — протягивает Синь Шэнь, — но, если вспомнить одну мою знакомую, после трёх тысяч лет существования у высших богов в принципе пропадает желание «являть себя народу».

— Тебе три тысячи двести лет — и ты всё ещё держишься бодрячком! — замечаю на это.

— Я дожил до своего возраста, потому что в своё время выбрал путь политических интриг, а не сражений на поле боя. Быть в курсе всего происходящего… довольно бодрит, — отзывается Синь Шэнь.

— Ты оговариваешь себя: я в курсе, как хорош ты в бою, — не соглашаюсь, — ведь именно ты достал для меня мои алые шелковые ленты, сразившись с древним пауком-шелкопрядом, обитавшем на краю моей долины!

— И целых пятьсот лет после такого же полу-тысячелетнего траура ты занималась боевыми искусствами, отрабатывая приёмы с этими лентами, ставшими грозным оружием в руках молодой Высшей Богини, — кивает Синь Шэнь, припоминая картины из прошлого.

— Да, помнится, по какой-то причине я долго не могла принять свою истинную форму… я абсолютно её игнорировала и все время проводила в тренировках с лентами. К слову, они всё ещё при мне, — приподнимаю широкие рукава и демонстрирую притаившееся до поры до времени живое оружие, обвившее оба предплечья до локтей… — Интересно, а что за траур я тогда носила — и по кому?

Встречаюсь глазами с Синь Шэнем и замечаю, как напрягается его взгляд.

Точно. Я же сама решила не спрашивать о том, что предпочла забыть.

— Не отвечай, — отворачиваюсь от него, — я уже сделала свой выбор.

Моё восхождение до Высшей Богини стоило мне дорого.