Ну, вы человек, интересующийся проблемами искусства, даже самого вульгарного, и, может быть, вам будет небезынтересно узнать о возникновении и развитии «Тайны корабля». На шхуне «Экватор» почти в виду островов Джонстона (если кто-нибудь знает, где они находятся), в лунную ночь, когда радостно жить на свете, авторы развлекались рассказами о покупке потерпевших крушение судов. Тема соблазнила их, и, усевшись в стороне, они стали обсуждать ее возможности. «Вот вышла бы путаница, — заметил один, — если бы на судне оказалась подложная команда. Но как посадить на него подложную команду?» — «Я знаю, как, — воскликнул другой, — есть подходящая история!» Дело в том, что незадолго перед тем и не особенно далеко от места их плавания, предложение, почти тождественное с предложением капитана Трента, было сделано одним британским шкипером нескольким потерпевшим крушение британцам.

Прежде всего мы сообща выработали план рассказа. Но вопрос об изложении, по обыкновению, оставался темным. Нас долго привлекала и в то же время отталкивала весьма современная форма полицейского рассказа или таинственной истории, которая состоит в том, что вы начинаете ваш рассказ как угодно, только не с начала, и кончаете его где угодно, только не в конце; нас привлекали его специфический интерес, когда рассказ написан, и специфические трудности выполнения; отталкивали же впечатление несерьезности и мелкости тона, по-видимому, неразлучные с ним. Ибо ум читателя не получает впечатления реальности или жизни, а лишь впечатление бездушного, выработанного механизма; и книга останется занимательной, но ничтожной, подобно партии в шахматы, а не произведению человеческого искусства. Нам казалось, что причина этого заключается, быть может, отчасти в резком и внезапном подходе к делу, и что если рассказ будет развиваться постепенно, некоторые действующие лица вводить, так сказать, заблаговременно, и книга начнется в тоне повести нравов и быта, то этот недостаток может уменьшиться и наша тайна будет казаться более правдоподобной. Тон века, его движение, смешение рас и классов, погоня за долларом, бешеная и не совсем лишенная романтизма борьба за существование с ее изменчивыми формами и положениями, и в, частности, два типа — американского афериста и американского же моряка-торговца — вот материал, которым мы решили заняться более или менее обстоятельно, рассчитывая сделать из него уток для нашей не слишком ценной основы. Отсюда отец Додда, и Пинкертон, и Нэрс, и пикники дромадеров, и железнодорожная работа в Новом Южном Уэльсе; последняя, впрочем, явилась незванной, непрошенной, так как рассказ был наполовину написан, прежде чем я увидел работу артели Кэртью в залитой дождем выемке у Саут-Клифтона и услыхал от инженера о его «молодецком усердии». После того, как мы изобрели, затратив немало времени, этот метод постепенного подхода и оживления нашей полицейской новеллы, нам пришлось узнать, что он уже был изобретен другим автором; и действительно, это метод — как бы ни были различны результаты — Чарльза Диккенса в его последнем романе.

Я вижу ваш изумленный взгляд. Вот, скажете вы, чудовищное нагромождение теории для грошовой полицейской новеллы, и ни тени ответа на наш вопрос.

Дело в том, что некоторые из нас любят теорию. Что же, после такого длинного рассказа о практических вещах можно уступить им несколько страниц. А ответ не заставит себя ждать. Было весьма желательно ради приличия и контраста, чтобы наш герой и рассказчик стоял несколько в стороне от тех, с которыми он водится, и был только поневоле участником погони за долларом.