— А как поживает старик? — спросил незнакомец.

— Живет припеваючи, — ответил Уикс и был весьма кстати позван клерком.

Эта тревога была единственная до утра аукциона, когда он был еще более встревожен свиданием с Джимом и с беспокойством ожидал торгов, зная только, что Кэртью будет иметь на них представителя, но не зная, что это за представитель и какие ему даны инструкции. Должно быть, капитан Уикс очень живучий человек. Несмотря на свою комплекцию и заведомое нездоровье, он, вероятно, гарантирован от удара, иначе последний хватил бы его, пока он следил за этим безумным торгом и убедился наконец, что старый бриг с его не особенно ценным грузом оставлен за каким-то незнакомцем за десять тысяч фунтов.

Решено было, что он должен избегать Кэртью, а главное, не заходить к нему на квартиру, чтобы нельзя было установить связь между командой и покупщиком, принявшим вымышленное имя. Но час осторожности миновал, и он поспешил на Миссин-стрит.

Кэртью встретился с ним у дверей.

— Идем, идем отсюда, — сказал он, и когда оба вышли из дома, прибавил: — Все пропало!

— О, значит, вы знаете об аукционе? — сказал Уикс.

— Об аукционе! — воскликнул Кэртью. — Признаться, я и забыл о нем.

И он рассказал о голосе, слышанном в телефоне, и о загадочном вопросе: „Зачем вы хотели купить „Летучее Облачко““?

Это обстоятельство, в связи с невероятным ходом аукциона, могло бы потрясти рассудок Иммануила Канта. Казалось, вся земля восстала против них; каменья и уличные мальчишки знали тайну их преступления. Бегство было их единственной мыслью. Казну „Почтенной Поселянки“ они упрятали в пояса, сундуки отправили по выдуманному адресу в Британскую Колумбию и в тот же день оставили Сан-Франциско, заявив, что отправляются в Лос-Анджелес.

На другой день они продолжали свое бегство по южному тихоокеанскому пути, причем Кэртью, не останавливаясь, проехал в Англию, а остальные трое свернули в Мексику.

ЭПИЛОГ

ЧИЛЛЮ Г. ЛОУ

Дорогой Лоу, недавно (на Манитики) я имел удовольствие встретиться с Доддом. Мы просидели два часа в чистенькой, маленькой, похожей на игрушку церкви, уставленной скамейками по европейскому обычаю и выложенной перламутром в стиле (предполагаю) Нового Иерусалима. Туземцы, решительно самые любопытные люди на нашей планете, теснились вокруг нас на скамьях и любезничали с нами, и толкали нас; и здесь-то я предлагал вопросы, а Додд отвечал.

Прежде всего я напомнил ему ту ночь в Барбизоне, когда Кэртью рассказывал свою историю, и спросил его, что сталось с Беллэрсом? Кажется, он тогда же рассказал своему другу всю историю сутяги, но Кэртью отнесся к ней с неподражаемой беспечностью.

— Он беден, а я богат, — сказал он. — Я могу смеяться над ним. Поеду куда-нибудь, вот и все, — в такое место, которое далеко и куда дорого ехать. Персия, например, подходящее место, мне кажется. Ведь она где-то на краю света. Почему бы вам не поехать со мной?

На другой день они отправились в Константинополь, намереваясь оттуда последовать в Тегеран. О сутяге известно только (из газетной заметки), что он вернулся в Сан-Франциско и умер в госпитале.

— Теперь другой пункт, — сказал я. — Вы отправились в Персию богатым человеком, в компании миллионера. Как же вы очутились теперь в Тихом океане в качестве торговца?

Он с улыбкой ответил, что я, как видно, еще не слышал о последнем банкротстве Джима.

— Я снова остался почти без гроша, — сказал он. — Тогда Кэртью построил эту шхуну и сделал меня супер-каргом. Это его яхта и мое торговое судно, и так как почти все расходы достаются на долю яхты, то я чувствую себя довольно благополучно.