Повернувшись к Фаусте, Пардальян ледяным тоном завершил:

— Вот видите, сударыня, ваши планы для меня не тайна. Именуя их всего лишь гнусными, я еще делаю вам комплимент.

Поняв, что Пардальян раскрыл все ее секреты, Фауста на минуту утратила присутствие духа. Зрачки ее расширились, голос, только что звучавший глубоко и мелодично, стал хриплым; она прошипела:

— Да ты просто колдун!.. Откуда ты знаешь?.. Неужели сам сатана нашептал тебе это на ухо?

Видя, что Фауста и впрямь готова поверить во вмешательство потусторонних сил, Пардальян решил успокоить ее.

— Что вы, сударыня, во всем этом нет ни чуда, ни колдовства, — насмешливо произнес он. — Если мне и удалось кое-что разузнать, то только потому, что вы сами об этом рассказывали.

— Я? — вскрикнула Фауста. — Но где?.. когда?..

Внезапно ее осенило:

— О! Вы, случайно, не?..

— Совершенно верно, — улыбнулся Пардальян. — Сегодня утром я присутствовал при вашей встрече с Кончини.

Наконец-то Фаусте удалось взять себя в руки. Взглянув на Пардальяна с нескрываемым восхищением, она своим обычным мягким голосом сказала;

— Однако вчера вас еще не было в Париже… Надеюсь, вы понимаете, я интересовалась этим…

— Не сомневаюсь, сударыня. Я приехал только нынче утром.

Изумленно глядя на Пардальяна, она сумела лишь промолвить:

— Поразительно!..

В одном этом слове было заключено столько искренних чувств, что Пардальян поклонился, благодаря за лестный комплимент. Тем временем Фауста думала: «Что за человек! Возраст не властен над ним. Его решения стремительны, как молния, и точны, словно удар шпаги опытного фехтовальщика. Он только сегодня утром прибыл в Париж, а уже успел разведать все мои планы и вновь преградить мне путь. Если я отпущу его, он снова выйдет победителем из нашего поединка, как это бывало прежде… а то и наконец убьет меня. Я не решалась уничтожить его, но я была не права. Сейчас он в моих руках. Он не должен покинуть мой дворец живым, и он не покинет его».

Придя к такому заключению, она улыбнулась и с присущей ей надменностью спросила:

— Так, значит, вы посвящены в тайну рождения незаконной дочери Кончини?

— Отнюдь, — как всегда честно признался Пардальян. — Мне известно только то, о чем вы рассказали самому Кончини.

— Тогда, — удивилась Фауста, — откуда вы знаете, что девочка жива и что ее зовут Мюгетта-Ландыш? Кажется, я не называла ее имени, равно как и не убеждала Кончини, что его дочь жива.

Пардальян охотно объяснил:

— Совершенно верно, сударыня. Признаюсь, что еще утром у меня и в мыслях не было, что ребенок жив. Но в разговоре с герцогом Ангулемским вы столь подчеркнуто упоминали юную цветочницу, что не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы понять: речь идет о дочери Кончини.

— Да, — признала Фауста, — вы правы, шевалье: я сама вам все рассказала. Хотите еще что-нибудь добавить?

— Нет, сударыня, — ответил Пардальян. — Мне только хотелось бы, чтобы вы поняли, почему я считаю своим долгом выступить на защиту юного короля Людовика XIII.

— Вероятно, вы любите его?

— Нет, сударыня, в сущности, этот ребенок мне глубоко безразличен. Я его не знаю, и меня это вполне устраивает. Но я хорошо знал его отца, он удостоил меня свой дружбой.