— Миссис Калег? — Репортер все еще прижимал карточку к окну.

— О чем вы хотите со мной говорить? — спросила Эва достаточно громко, чтобы репортер по другую сторону стекла услышал ее.

— Можно мне подойти к двери, миссис Калег? — Он наконец спрятал карточку в нагрудный карман серого костюма.

Эва не знала, что ей делать. Зачем явился сюда этот репортер? Не связано ли это с тем, что произошло в Крикли-холле сегодня утром? Наверняка нет. Откуда бы он обо всем узнал? Но тут Эва вспомнила то время, когда постоянно общалась с очеркистами и репортерами, — в те дни ее собственная карьера была на взлете. И однажды кто-то из репортеров криминальной хроники рассказал ей, что собирает новости, просто обзванивая лондонские полицейские участки (все криминальные репортеры поступали так же), чтобы узнать, не случилось ли что-нибудь особенное в этот день или вечер. Дежурные офицеры всегда оказывались отличными источниками информации, особенно если им за это время от времени ставили выпивку. Иногда полицейские сами звонили журналистам, если происходило достаточно серьезное преступление. Эва решила, что и этому человеку из «Новостей Северного Девона» обо всем рассказали сами полицейские.

Она указала в сторону кухонной двери, репортер усмехнулся и кивнул. Он тут же исчез за углом дома, чтобы в следующее мгновение очутиться перед дверью. Эва заметила, что следом за ним проскочил и второй человек, который до этого, судя по всему, стоял чуть в стороне, — и у этого второго на шее висела фотокамера. Ох, нет, подумала она, это уже слишком! Ей не хотелось, чтобы глупая история двух детей попала в местную желтую прессу. Да, но была ли эта история глупой, тут же лукаво спросил Эву внутренний голос. И глупее ли она всего того, что уже произошло в Крикли-холле?

Когда она открыла дверь, фотограф стоял рядом со своим сотоварищем, а объектив его камеры был направлен прямо на Эву. Он успел сделать три снимка, прежде чем Эва вообще открыла рот.

С запозданием она прикрыла лицо рукой и сказала:

— Пожалуйста, не надо!

— Все в порядке, миссис Калег, мы выберем самый хороший снимок, — вкрадчиво заверил ее репортер. — Так, значит, вы и есть миссис Калег, верно? Я не ошибся?

— Да. — Эва слишком разволновалась, чтобы отшить его достойно.

— А мистер Калег дома? Было бы неплохо поговорить и с ним тоже.

— Мой муж на работе.

— Ну, не важно. Вы и сами справитесь.

— Но не можем же мы публиковать ваш снимок вот в таком виде, в дверях кухни, — встрял в разговор фотограф. — Надо бы запечатлеть вас на фоне дома.

— Через минутку, Дуг. — Пирсон махнул рукой в сторону фотокамеры, как будто желая отодвинуть ее. — Дай миссис Калег время, чтобы перевести дух. Вы не против, если я буду называть вас просто Эвой?

Репортер представлял собой тощего типа в костюме от Томпана, и лет ему было от тридцати до тридцати пяти. Он уже начал лысеть и, видимо, чтобы компенсировать недостаток волос на макушке, отрастил пышные черные усы; брови у него тоже были густыми и черными.

— Что вам нужно? — спросила Эва, одной рукой придерживая дверь, чтобы иметь возможность в любую секунду захлопнуть ее.

— В мою газету поступило сообщение, что этим утром здесь произошло некое событие и была вызвана полиция.

— Ничего не случилось, просто ошибка.

— Наш источник утверждает, что это не так.

Западный акцент почти не слышался в его речи. На самом деле Энди Пирсон упорно работал над этим, стараясь избавиться даже от легкого намека на западный выговор, поскольку всерьез надеялся стать репортером одного из лондонских общенациональных изданий, пусть не «Таймс» или «Телеграф», но хотя бы «Миррор» или «Сан».