Должно быть, досье Анник. Ни одно из них не доходило до его офиса. Он даже удивлялся, почему здесь находился такой опасный и важный агент без досье на него.
Две из трех толстых папок были старые. Их первоначальный темно-желтый цвет стал коричневым, на титульном листе каждой — длинная красная черта, означающая, что эти папки могли быть открыты только в присутствии главы секции.
— То, что находится в этих папках, — наиболее строго охраняемая тайна британской разведки за двадцать лет. Время секретности прошло шесть недель назад. — Гальба толкнул папку по столу. — В крайнем случае, вы можете кое-что из этого использовать. Козырь против военной разведки.
Досье Анник, которое Грей ни разу до сих пор не видел. Имя Анник Вильерс было третьим из ее двенадцати псевдонимов, написанных чернилами в правом верхнем углу. Толстая папка, заполненная отчетами, написанными разными почерками, большинство из них, даже выгоревшие, были ровными и хрустящими. Не многие читали эти документы.
Поколебавшись, Грей открыл папку. Краткое содержание всегда было внутри обложки. Первая же строчка все ему сказала. Эйдриан читал перевернутый текст. Он резко втянул воздух.
— Боже!
Дойл, заглянувший ему через плечо, бросил единственный взгляд и выругался. Грей продолжал читать. Неудивительно, что это тайна. Совсем неудивительно.
Дойл медленно шагнул к Гальба:
— Мне должны были сказать.
— Не говорили никому.
— Они работали в Вене. Мой участок. Проклятие, мне должны были сказать!
— Ты знаешь преимущественный статус, Уилл. Ты установил правила.
— Да, но зачем использовать это против меня? Я подошел так близко к… Боже, почему вы не сказали мне? Одного слова было достаточно. Одно слово!…
— Твои действия и твоя вражда были частью ее защиты.
Досье Анник. Перелистывая страницу за страницей, Грей чувствовал растущий гнев. Это разобьет ей сердце.
— Она не знает. Почему, черт побери, она не знает?
— Я не отрицаю своей виновности. — Гальба с мрачным выражением лица запер ящик на ключ и снова положил его в карман. — Я не одобрил, но утвердил это. Мать предпочла не говорить ей.
Невероятно.
— Я понимаю, когда Анник была ребенком. Но когда выросла, как она могла ей не сказать?
— Тут нет оправданий. Но она так и не сказала Анник. Теперь должны мы.
— Мы скажем ей все. — Грей хлопнул рукой по досье. — Мы отдадим ей это. Полностью. Каждое слово. Она имеет право знать.
— Она имеет право. — Гальба тяжело опустился в кресло. — Я знал, что этот момент настанет. Мне глубоко жаль ее, но я не могу забрать у нее эту чашу.
— Завтра. — Не сегодня. Надо подарить ей хотя бы одну ночь, прежде чем он сделает с ней это.
Эйдриан раздраженно листал вторую папку.
— Двадцать лет вранья. И мы не в состоянии даже уберечь ее, бедняжку.
— Это было неправильно. — Дойл потер себе шею. — Меня не заботит, насколько она была ценна для нас. Это было неправильно. И мы это сделали.
Мэгги не была знакома с папками разведки, поэтому ей потребовалось больше времени, чтобы прочесть примечания и расшифровать всю историю.
— В голове не укладывается. Как могла женщина так поступить со своим ребенком? Они были близки, Анник и ее мать?
— Очень близки, — сказал Дойл.
— Вы причините ей невыносимую боль. Ведь ее мать недавно умерла…
— Я знаю, Мэгги, дорогая. Уже плохо то, что мы делаем с этой девочкой. А теперь мы ударим ее ногой в живот.
— Мы же не собираемся бросить ей это на колени и закричать: «Сюрприз!» Мы должны медленно… — Эйдриан первый раз выглядел неуверенным. |