Во фрагменте, который зачитывал Йон, описывалась сцена, происходившая на кладбище. Текст был на самом деле великолепно проработан, что значительно облегчало вещание; Йон мог придавать ситуации ту или иную окраску в зависимости от своего желания. Благодаря прежним опытам прочтения этого фрагмента он прекрасно знал описываемую обстановку и представлял себе, какого эффекта хочет достичь. Рисовавшаяся картина представляла собой ясный солнечный день. Главный герой пришел навестить могилу жены и дочери, которые погибли в автомобильной катастрофе.

Йон сконцентрировал свое внимание на чтении, и постепенно читальный зал Новой Александрийской библиотеки стал приобретать черты тихого кладбища. Колонны превратились в старые буки у кладбищенской ограды, а члены Ордена — в окружающие Йона многочисленные надгробные памятники. Подул легкий ветерок, принесший запахи весны. Лучи солнца падали на могильные памятники и ветви деревьев, которые отбрасывали четкие изогнутые тени. Йон отметил, что достиг того момента, когда течение времени почти совсем остановилось, что давало ему возможность влиять на картину по своему усмотрению, выделять отдельные ее детали и придавать ей именно тот вид, какой он захочет.

Герой повествования положил на могилу погибших родных принесенный с собой букет и опустился на колени у надгробной плиты. Влажная трава промочила его брюки, однако он, казалось, этого не замечал. Ветер немного усилился, ветви деревьев закачались, и пышные кроны зашумели зеленой листвой.

Вдовец протянул руку и положил ее на плиту.

Внезапно эта картина сменилась другой, и Йон приложил максимум усилий, чтобы подчеркнуть молниеносность и резкость перемены. Главный герой с женой и дочерью теперь сидели в машине: они ночью возвращались домой. Супруги ссорились, ребенок плакал. Вдруг прямо в лобовое стекло ударил слепящий свет огромных фар. Раздался скрежет сминающегося металла, звон бьющегося стекла, но эти звуки не могли заглушить крики, несущиеся с заднего сиденья. Вспышки света и обрывки картин замелькали, сменяя друг друга, автомобиль несколько раз перевернулся, люди и вещи в салоне превратились в единую массу.

И снова возникло кладбище.

Йон подумал, не слишком ли он торопится. Хоть он и сдерживал себя, поддерживая определенную заранее интенсивность вещания, однако столь резкий контраст мог оказать на кого-то слишком сильное воздействие. Картина кладбища дышала спокойствием, особенно по сравнению с аварией. Кладбищенский простор и умиротворение вытеснили чувство клаустрофобии, возникшее при описании предшествующей сцены. По велению Йона на горизонте начали появляться темные тучи. Ветер стал сильнее, листья затрепетали и начали срываться и падать на землю.

Внезапно картина дрогнула, как будто кто-то вырезал кадр из кинопленки. Йон сразу же понял, что это — сигнал, исходящий от улавливающего. И это было не единственное, что он понял. Так включившимся в сеанс улавливающим мог быть только один человек — Катерина.

В тот момент, когда Йон читал о том, что происходило в салоне автомобиля, по его черной мантии яркой змейкой скользнула голубоватая искра и устремилась к ближайшей электрической розетке, находившейся в нескольких метрах над головами собравшихся. Стоявшие невдалеке от Йона Чтецы в испуге отшатнулись и попятились, в зале послышался встревоженный шепот. Заметив это, Ремер поднял руки, сделав успокаивающий жест.

— It is okay, — громко сказал он. — This is what we have been waiting for.

Волнение улеглось, и те вещающие, которые содействовали Йону, немного помедлив, продолжили чтение. Однако Катерина видела, что многие продолжают испуганно переглядываться, они на всякий случай, насколько смогли, отодвинулись дальше от кафедры.

Йон же тем временем продолжал читать, как ни в чем не бывало, не замечая того, что происходит вокруг.