Тот махнул рукой.

— Валяй, чего там!

— Так вот, — Седой говорил в полной тишине, — не было никакой «необходимой самообороны». Была дуэль.

— Дуэль!? — все ушам своим не могли поверить.

— Вот именно, — кивнул Седой. — Когда мы заговорили о том, что Дашин папа — человек чести, то при этих словах у меня возникло в голове слово «дуэль». Ну, среди прочего, что всегда для нас с честью связано. А когда я понял — и, главное, поверил, каким невероятным это ни казалось — что Николай Петрович поехал на дуэль, все идеально сошлось, тютелька в тютельку, всему нашлось объяснение… И почему вы вышли из квартиры вполне добровольно, не пытаясь поднять шум и сопротивляться. И чего от вас было нужно этому «профессору Плейшнеру», и что за сигнал вы ему оставили. И почему вы выбрали именно Старбус, а не что-нибудь подешевле и посовременней. Я не очень представляю, какую роль сыграл в этом ваш «опель», но мне ясно, почему вы выбрали район ипподрома, а не какой-нибудь другой. И даже почему Васька был так напуган. Возможно, я был не прав, никто его не пинал. Как многие кошки, он уловил приближение чего-то нехорошего — приближение смерти в доме. Унюхал, что затевается. И это повергло его в шок.

Седой умолк, и над поляной повисла тишина, которую никто не решался нарушить.

— Николай, это правда? — спросил Алексей Васильевич после паузы.

— Полная правда, — ответил Дашин отец.

— Ну… Ну и ну! — Алексей Васильевич покачал головой. — Такого я даже от тебя не ждал!

— Каслинг! — напомнил Дашин отец. — Это был Каслинг.

— Да, конечно, — кивнул Алексей Васильевич. — И все-таки…

— И все-таки, мне интересно, как парень догадался насчет ипподрома, сказал Дашин отец.

— Сперва мне стало ясно, что вы будете драться с этим Каслингом насмерть, — сказал Седой. — И что это какое-то очень давнее обязательство, очень давнее соглашение. Не было у него никаких сообщников, он был один. Я, как и все, был убежден, что вся история развернется в Измайловском парке. Только я, в отличие от других, догадывался, что это будет не история убийства, а история поединка. Но потом, когда помянули гостиницу «Советскую», я интересу ради поглядел по карте, что есть рядом с ней. И, увидев ипподром, понял: вот оно! Это больше всего соответствует вашему характеру. Во-первых, вы азартны. Многое, что я о вас узнал, да та же самая история с Эйхманом, говорило о том, что вы любите играть на самой грани, что опасные ставки нравятся вам и вас подхлестывают. Да и многое другое, начиная с вашей любви к охоте и с «опелей», которые вы привезли из Германии. Это тоже ведь было вроде ставки или пари — с кем-то или перед самим собой, да? Последние годы вы жили очень тихо. Но ведь где-то вы должны были давать выход азарту, закипающему в вас. Охота — хорошо, но охотой все не исчерпывается. Казино в Москве нет. Играть с друзьями по маленькой — для вас слабовато. В подпольные игорные притоны вы не пойдете, даже если вам удастся их найти. Остается ипподром. И потом, я вспомнил, как Даша пересказывала ваши объяснения, что лучшие Старбусы и Комминаци делались из старых подковных гвоздей, что лошади по-особому «обивают» металл… Даша не только повторяла слово в слово ваши рассказы, она даже интонации ваши невольно воспроизодила — и это были интонации человека, который любит лошадей и разбирается в них. Периодически бывая на ипподроме, вы за эти годы должны были изучить его как свои пять пальцев, узнать все входы и выходы.