|
Не скажу, что французы намного лучше их, но, по крайней мере, монархи Испании и Франции родственники. К тому же у нас нет такого дисбаланса сил с Францией, как с Англией. А этот интриган посол Кин только и думает о том, как бы меня дискредитировать. Я ему не доверяю — ни ему, ни правительству страны, которую он представляет. И для этого есть основания: несколько дней назад я получил сообщение о том, что в Вест-Индии, поблизости от наших портов Гавана и Картахена, появляется все больше и больше английских военных кораблей. Я распорядился, чтобы наш военно-морской флот находился в полной боевой готовности, чтобы капитаны укрепили свои корабли и без каких-либо сомнений атаковали англичан, если те слишком близко подойдут к нашим берегам или если возникнет хотя бы малейший конфликт. Я знаю англичан достаточно хорошо: если мы не остановим их сейчас, они будут продолжать напирать на нас и в конце концов вытеснят нас из наших владений.
— Но ведь так и война может начаться! Эти ваши распоряжения согласованы с королем Фердинандом, который, как всем известно, хочет, чтобы Испания сохраняла нейтралитет и не участвовала в войнах? — поинтересовался граф де Бенавенте, заранее боясь услышать ответ маркиза. — Он пока ничего не знает, и я хотел бы, чтобы он об этом и не узнал, — пояснил де ла Энсенада, — потому что единственная цель этих моих распоряжений — оказать сдерживающее воздействие на англичан. Я считаю, что король Георг не решится пойти на обострение отношений с Испанией, одновременно конфликтуя с Францией. А если и решится, то мы тогда нарушим нейтралитет и встанем на сторону французов. — Однако, если учесть, что вы отдали подобные распоряжения людям, которые находятся очень далеко от вас и вы, соответственно, не можете контролировать каждый их поступок, не кажется ли вам, что война может начаться из-за какого-нибудь пустяка? — Я полностью доверяю капитанам наших военных кораблей. Они прекрасно знают, как им следует действовать, мой дорогой граф. Тревелес подумал, что эта информация может быть интересной послу Кину, и этого будет вполне достаточно для того, чтобы получить от него взамен имена тех двух масонов, которых Тревелес жаждал предать суду. Он не сомневался, что их непременно приговорят к смертной казни. Если он передаст данную информацию Кину, то, конечно же, предаст де ла Энсенаду, и это будет гнусным поступком. Однако он утешал себя тем, что этот поступок не только не причинит де ла Энсенаде никакого реального вреда, но и, наоборот, даже может принести ему пользу. Поскольку Тревелес тоже с неприязнью относился к Англии, он считал, что если его действия приведут к еще большей напряженности в отношениях Испании с этой страной, то испанский король будет вынужден сблизиться с Францией — чего, в общем-то, желал и де ла Энсенада. Тревелес, конечно же, не отрицал низости своего поступка, но все же пытался оправдать себя хотя бы в своих глазах размышлениями о возможных позитивных последствиях своих действий.
Лицо Беатрис уже не было похоже на лицо шестнадцатилетней девушки: казалось, что за прошедшие два дня она заметно повзрослела. Амалия стала ее единственной связью с внешним миром, потому что Беатрис не хотела больше видеть никого, кроме нее. Не считая прихода Фаустины, Беатрис никого не допускала в свои апартаменты, а сама не выходила из них с того самого момента, как ее принесли сюда после злополучной стычки с цыганами у входа в ее дворец. Амалия каждый день ее будила, причесывала, одевала, готовила ей еду, приводила в порядок ее одежду и по вечерам укладывала спать. Беатрис почти все время молчала. Чтобы хоть как-то с ней общаться, цыганке все время приходилось преодолевать некий психологический барьер. Впрочем, она понимала, что молчание Беатрис является следствием каких-то сложных процессов, происходящих в ее душе. Сегодня Беатрис попросила Амалию установить на мольберт картину, которую она раньше тщательно от всех скрывала. |
