Но тут его одолели сомнения. Все, что произошло с ним здесь, действительно выглядело чьей-то глупой шуткой, и он напрасно напугал мать, побеспокоил милиционера, выставил себя перед ним, да и перед Кошмариком в дурацком виде.
«Вот затеял, дурак, расследование — маньяка обезвредить решил! — с горечью думал Володя, когда брел к дому. — Да нет никакого маньяка, и Кирюха Котов совсем по другой причине исчез и шатается небось где-нибудь по Питеру. Эх, болван же я, болван!»
Одеколон душителя
Виктория Сергеевна считала, что Кошмарик не слишком подходящий товарищ для Володи потому, что бросил школу, занимается перепродажей барахла, моет машины, продает в электричках газеты, словом, не брезгует никакими видами заработка. Но сейчас, после того, что случилось с сыном, она была рада присутствию Леньки. Уговорить Кошмарика провести с ними целый месяц оказалось делом нехитрым — Ленька, живший в Питере, или у друзей, или в снимаемых комнатах, а порой, когда не хватало денег, просто на чердаках или в подвалах, был не прочь понежиться на всем готовом за городом. Питер за зиму ему надоел до чертиков, а здесь, на даче, поначалу все ему нравилось, и Володя заметил, что за пять дней его физиономия округлилась и посвежела. Правда, к концу недели, проведенной на Вороньей горе, Кошмарику стало скучно, и он чуть ли не по десять раз на дню повторял, как они с Володей «приторчатся» на концерте «Алисы». Он часто доставал из своего солидного, из поддельной крокодиловой кожи бумажника билеты, разглядывал их с умилением и мечтательно вздыхал.
Он ждал этого дня с таким нетерпением еще и потому, что в городе заодно хотел оценить в каком-нибудь антикварном магазине свою монету. Виктории Сергеевне он ее не показал. Хоть и считал Володину маму человеком ученым и очень умным, но доверять оценку принадлежащей ему старинной вещи женщине он считал делом несерьезным — к женщинам Кошмарик уже давно относился с некоторым предубеждением.
Володя к концу первой недели своей дачной жизни стал относиться к странному происшествию, случившемуся с ним, как к недоразумению. «Да с какой стати кому-то нужно убивать меня? — думал он уже почти спокойно. — Пьяный решил попугать, а я, если честно признаться, просто струсил. Эх, и зачем же я его ножом-то пырнул! Стыдно даже…»
Он ходил с Кошмариком на рыбалку, на озеро, и они не напрасно потратили время, наловив штук двадцать приличных плотвиц. Пару раз Володя брался копать на том месте, где когда-то стоял дворец императрицы Марии Федоровны, правда, кроме жестяного котелка времен войны ничего не нашел.
Кошмарик относился к его увлечению археологией с большим недоверием и насмешкой. Когда Володя копал, он сидел неподалеку и курил. Потом он стал предлагать другу покопать на старинном местном кладбище, где можно было найти, как он считал, куда более интересный «материал». Убедить Кошмарика в том, что копать могилы бесполезно, Володе удалось лишь после того, как он сказал, что по православной традиции с покойником в гроб никогда не клали драгоценности, и исключение составляли лишь нательные кресты и обручальные кольца. Кошмарик пробурчал, что-де и это тоже может стоить денег, но на раскопках могил больше не настаивал.
А за день до того, как отправиться на концерт «Алисы», с Володей случилось нечто непонятное. Мама послала его в магазин, Кошмарик от нечего делать тоже увязался с ним, и вот, когда Володя вошел в торговый зал, где находились три покупательницы, ему неожиданно вдруг стало страшно, как тогда ночью возле котлована, и показалось, что снова чьи-то руки смыкаются на его шее. Он сразу понял, что толчком к неприятным воспоминаниям послужил запах, тот самый запах, что исходил от мужчины, напавшего на него. Тогда Володя уловил сильный аромат какого-то дорогого импортного одеколона. |