— Да, именно так мне сказал пан Пешта, а он всегда говорит правду! Но вот его-то могли ввести в заблуждение!

— Вы допрашиваете меня с таким умением, что хочется задать вам, доктор, встречный вопрос а вы не сотрудница спецслужбы? — рассердился Старыгин.

Катаржина проигнорировала последний вопрос, прибавила скорость и снова взглянула на Старыгина:

— Даже если что-то подобное и было на выставке «Ночного дозора», я об этом не знаю. Впрочем, ничего сложного, мы можем заехать в галерею и поговорить с пресс-службой, мимо них никакие «странные события» не проходят, потому что это — пиар…

Вскоре показались пригороды Праги. Машин на дороге стало гораздо больше, и Катаржина сбросила скорость.

Впереди открылась поразительная панорама крыши Старого Города, извилистая лента Влтавы, знаменитый Карлов мост с шеренгой средневековых статуй…

Машина двигалась все медленнее, то и дело застревая в пробке. Наконец, пришлось припарковаться, и последний участок пути пройти пешком.

Миновав ворота Пражского Града, древней крепости, расположившейся на высоких холмах над Влтавой, Старыгин и его спутница вошли в первый двор, так называемый парадный, пересекли его и оказались во втором дворе. Обойдя поразительно красивый фонтан в стиле барокко, они вошли в здание Картинной галереи.

Катаржина свернула к двери с надписью «Только для сотрудников музея», показала охраннику служебное удостоверение и провела Дмитрия Алексеевича по узкому коридору.

Они оказались в небольшой комнате, стены которой до самого потолка были заставлены рядами папок с вырезками. Такими же папками были завалены несколько столов.

В середине комнаты, за компьютером, с трудом угнездившемся на свободном пятачке, отвоеванном все у тех же папок, сидел сутулый мужчина в огромных очках. Он что-то проворчал, повернулся к двери и вскочил, сбросив несколько папок на пол:

— Катаржинка! Какими судьбами!

— Привет, Иржик! — девушка поцеловала его в щеку. — Познакомься, это Дмитрий из Эрмитажа…

— О! Я слышал, что у вас произошло! — Иржи повернулся к Старыгину, снял очки и протянул руку:

— Иржи!

Старыгин попытался пожать протянутую руку, но Иржи выронил очки, наклонился за ними и ударился головой об угол стола. Потирая ушибленную голову, он разогнулся и горестно проговорил:

— Вот так всегда! Подо мной ломаются стулья и ступеньки лестниц, на меня падают сосульки и куски черепицы.., не понимаю, как я до сих пор еще жив! Так что, вы сказали, вас интересует?

— Я пока не сказал, но вообще, меня интересует любая пресса о выставке «Ночного дозора» Рембрандта. О вашей выставке, в Галерее Пражского Града.

— Одну минутку, — Иржи повернулся к высокому стеллажу, протянул руку и ловко выдернул одну из папок. При этом, правда, все соседние папки попадали на пол, но Иржи воспринял это с философским спокойствием.

— Вот, здесь подобраны все печатные материалы о выставке. Если вас интересуют и телевизионные сюжеты — надо будет спуститься в подвал, там у нас хранятся видеоматериалы…

— Спасибо, пока просмотрю это, — Старыгин расчистил место на соседнем столе, пристроился рядом и принялся листать страницы.

Собственно, он и сам толком не знал, что ищет.

В папке были вырезки из чешских газет и журналов, посвященные открытию выставки, а также самой картине Рембрандта.

Старыгин не слишком хорошо понимал по-чешски, но даже он смог разобрать, что авторы большинства статей пишут все о том же — почему картина, изображающая ясный солнечный день, называется «Ночной дозор», кто изображен на ней, почему заказчики не были довольны работой Рембрандта…

Переворачивая страницу за страницей, Дмитрий Алексеевич перестал вчитываться в текст, и только скользил взглядом по многочисленным фотографиям.