Каир оглушил нас после вечной тишины пустыни перезвоном трамваев, гудками машин, выкриками разносчиков. Из репродукторов гремели зычные голоса муэдзинов, призывая правоверных к очередной молитве, — и я снова подивился, как поразительно соседствует в этой стране новизна с самой древней, далекой стариной.

— Здравствуйте, дорогой коллега! — вдруг ктото окликнул меня по-французски на одной из улиц. — Как я рад снова вас видеть!

Я оглянулся и увидел профессора Меро, приветливо махавшего мне из-под полосатого навеса уличной кофейни.

Я подошел, поздоровался и присел за столик рядом с ним.

— Вы тоже собираетесь домой, профессор?

— О нет, я остаюсь. Я загорелся одной идеей… Надеюсь, вы не будете возражать? Ведь это честное научное соревнование.

— Не понимаю, о чем вы говорите?

— Помните, тогда, во время той романтической беседы у фонаря на песке посреди ночной пустыни, вы упоминали про гробницу Хирена? Я посетил его таинственную пирамиду и заболел, форменным образом заболел, дорогой мой! Это так таинственно, в этом столько прелести, мистического очарования…

— Короче говоря, вы решили искать гробницу Хирена? — пожалуй, не слишком вежливо перебил его я.

— Да. Вот именно. Сейчас я добываю тут необходимые разрешения, вы не поверите, как это стало сложно за последние годы! Но скажите мне откровенно: вы не возражаете, чтобы я работал, так сказать, по соседству с вами?

— Ну что вы, как я могу возражать! Буду только рад. Разве гробница Хирена или его пирамида — моя вотчина? — ответил я, хотя с досадой подумал: «Ну вот, еще один соперник на мою голову!..»

— Это благородно, весьма благородно, — с чувством сказал француз, крепко пожимая мне руку. — Хотя с вами соперничать трудно. Сколько молодых, талантливых специалистов у вас в экспедиции, какое совершенное оборудование! Только ваша страна может позволить себе такой размах для научных исследований. А у нас? По нескольку раз в день вспоминаешь старую пословицу: «Отсутствие денег — болезнь ни с чем не сравнимая». Придется опять привлекать кого-нибудь побогаче, делить славу хотя бы с теми же аргентинцами.

Тогда я решился задать вопрос, который давно уже мучил меня:

— А с этим Вудстоком вы не собираетесь объединиться?

— О нет, мы с ним поссорились навсегда. Это ужасный человек! Я еще должен извиниться перед вами за его непристойное поведение тогда, в тот вечер.

— Ну что вы, пустяки…

— Он шарлатан и жулик! — выкрикнул профессор на всю улицу, так что на нас начали оборачиваться. — Я его выведу на чистую воду, хотя он и подарил мне часы в знак примирения.

— Часы?

— Да, вот эту забавную древность. Я взял ее только в память его чудесного отца. Милейший был человек, я слушал его лекции в Сорбонне. И у него такой сын! Скажите, дорогой, куда мы идем? Куда ведет нас эта хваленая цивилизация? Я принял подарок, но пусть он не рассчитывает, будто купил меня. Вот они. Правда, прелестны?

Он протянул ладонь, на ней лежали уже знакомые мне старомодные пузатые часы с потертым ремешком. И я опять прочитал старинные слова, выведенные крошечными витиеватыми буковками по краю циферблата: «Пока вы смотрите на часы, время проходит».

Я пожелал успеха Меро, мы расстались. А наутро я уже летел домой, в Москву.

ГЛАВА VIII. СЛЕДСТВИЕ СКВОЗЬ ВЕКА

Москва нас встретила бодрящей свежестью чудесного апрельского вечера.