Как грабители догадались, что именно эта толстая гранитная плита скрывает ход в потайной коридор и где следует пробивать отверстие? Неужели им подсказал дорогу опять кто-то из строителей, как и в той пирамиде, что открыл Красовский? Или просто им хватало собственного воровского опыта, чтобы преодолевать все ухищрения и ловушки?

Ладно, пойдем по их следам. Я опустил лампу немного пониже, чтобы свет ее падал как раз под ноги, шагнул вперед…

И в тот же миг провалился куда-то вниз, тяжело упал на кучу песка! Фонарик разбился, я увяз в песке, а кругом была полная, абсолютная, дикая тьма.

Вверху показался свет, и тревожный голос Сабира спросил:

— Вы живы, йа устаз?

— Жив, ничего страшного, — пробурчал я, пытаясь подняться.

Обрадованный геолог, конечно, поспешил прежде всего восславить аллаха:

— Эль-хамду-лиллах!

— Лучше поскорее бросьте веревку и спустите мне фонарь, мой разбился! — крикнул я довольно сердито, потому что был зол на себя: как глупо угодил в такую элементарную ловушку, а еще штудировал Красовского, выписывал его рассуждения об уловках древних строителей!

— Квойс, квойс, йа устаз.

Пока они поднимали меня, я рассмотрел как следует этот каменный колодец. Он был узкий, метров десяти глубиной. Если бы не песок на дне, пожалуй, не собрать бы костей… Но зачем тут насыпан песок? Чтобы грабителям помягче было падать? Странно…

Я схватился руками за край колодца и осторожно протиснулся между ним и плитой-ловушкой. Как только Павлик отпустил ее, она с тихим шорохом встала на свое место, готовая подкараулить очередную жертву. При виде этого Сабир страшно округлил глаза, смешно зацокал и замотал головой:

— Ах, нассаб! Ва салаам!

— Вам это в новинку? — засмеялся я. — Насколько я знаю Хирена, он нам наверняка еще приготовил и более хитрые сюрпризы. Так что не будем терять времени, пойдем дальше.

Устроив нечто вроде мостика из досок, мы перебрались через предательскую плиту. Теперь я стал осторожнее, даже для страховки обвязался вокруг пояса веревкой, конец которой крепко держал шедший сзади геолог.

Но, к моему удивлению, никаких ловушек больше не попадалось, так что я даже засомневался: а вдруг эту гробницу строил вовсе не Хирен?

Три небольшие ступеньки в конце коридора — и мы перед дверью погребальной камеры. На двери имя Хирена, обведенное картушем, и это меня успокаивает.

Но гробница ограблена, теперь никаких сомнений: в дверях открытой раной тоже зияет грубый пролом.

Я заглянул в него — и окаменел.

Посреди погребальной камеры стоял точно такой же саркофаг, как и в пирамиде. И крышка его тоже валялась на полу, но на сей раз она была явно сброшена, один из углов ее был отбит.

В изголовье саркофага на высоких постаментах свирепо нахохлились два каменных коршуна. А в дальнем углу…

В дальнем углу, направив туда луч фонарика, я увидел фараона Хирена!

Его каменное изваяние — хранилище священного Ка, было вьполнено с поразительной экспрессией и реализмом. Удлиненное лицо, высокий, крутой лоб, тяжелый подбородок и эти чуть припухшие «негритянские» губы, застывшие в грустной усмешке. Какое странное сочетание мечтательности и сильной воли!..

Один за другим мы протиснулись сквозь пролом, осветили фонарями всю камеру — и перед нами предстала картина страшного, опустошительного разгрома!

Все вещи были разбросаны в полном беспорядке. Из перевернутого изящного сундучка торчал рваный кусок какой-то пестрой ткани. В углу грудой громоздились какие-то колесницы — золото с них ободрано, спицы поломаны.