Я не отдернул руку. Спокойно сказал:

— Мы ничего не выключим, пока не станет ясно, что уже слишком поздно.

У меня в кармане четки обвились вокруг пальцев, как ветка плюща.

Я знаю, почему звучит гора.

Дорога постепенно шла вверх, но почва всё равно оставалась болотистой. Из-под земли вырывались пузыри газа, повисали в воздухе, мерцая трепещущим зеленоватым светом и издавая гнилостный запах. Роберт шагал вслед за Вязелем и чувствовал, что падает с ног от усталости, что они уже много часов пробираются через заросли дубов и рябины — и всё это только для того, чтобы попасть сюда, в гнилое болото, где растительность никнет и чахнет, отравленная мерзкой трясиной.

С тех пор как они покинули замок, им не встречалось ни следа Клариссы. Вязель дважды оборачивался и звал ее: «Богиня! Откликнись!» Но ничто не шевельнулось под сводами топкого леса. Войдя в пелену липкого тумана, Вязель остановился перевести дыхание.

— Звезды, — прошептал он.

Небо словно стало ближе. Летние созвездия застыли в неподвижности, влажно поблескивал Млечный Путь. В первый миг Роберт не мог понять, что же изменилось, но потом его сердце замерло от страха.

Ночь. Издалека, с западного горизонта, наползала тьма, настоящая, полуночная, черная. Мысленно Роберт смешал краски на палитре.

— Мне казалось, вы говорили…

— Потусторонний мир меняется. Кто-то им управляет. — Вязель застыл задумчиво, сложив руки на груди. — Роберт, — нехотя произнес он. — Почему она хочет остаться?

Роберт вытянул ботинок из трясины.

— Она всегда была здорово… упрямая. — Внезапно он вспомнил о ней, вспомнил тот случай, когда они возились с радиоприемником, каждый старался выхватить его — и в конце концов он сломался. Как она вспыхнула от бешеной ярости: «Я всегда во всем виновата».

Он промолчал, не стал договаривать. Не возразил.

Вязель внимательно смотрел на него. Роберт побрел дальше — продолжать разговор не хотелось.

Лес кишел птицами. В первый раз после спуска в Потусторонний мир Роберт обратил внимание на его тайную жизнь. Над деревьями пролетела цапля, медленные взмахи ее крыльев нагоняли страх. Юркнула через тропинку маленькая ящерка, черная, как бархат.

Они миновали буковую рощу, усыпанную хрустящими пожелтевшими листьями, и попали на поляну, где росла трава, мягкая, мшистая, вперемешку с крохотными голубыми цветками и папоротником.

Через поляну текла небольшая речка, мелкая и почти безмолвная, задушенная водорослями и тростником.

Вязель остановился посреди зарослей одуряющего бутеня. Его высокие цветки-зонтики доходили ему до пояса.

Роберт, ахнув от изумления, прошел мимо него.

Это место было ему знакомо.

Они очутились неподалеку от Силбери-Хилл, на берегах Кеннета. Когда он был маленький, они приезжали сюда на пикники — он и мама, а Хлоя тогда была совсем малышка. Ели сандвичи с джемом, хрустящие хлопья, маленькие пирожные из булочной. Густой апельсиновый сок, полосатые соломинки, которые вечно прилипали к пальцам.

Он стоял и глядел, не веря своим глазам. Среди травы виднелись три ярко-желтые пластиковые тарелки. На одной валялся скомканный шарик серебристой оберточной бумаги. Роберт опустился на колени, взял его. Рядом, возле куста крапивы, о который Хлоя когда-то обожгла руку, лежала зазубренная «летающая тарелка».

— Узнаёшь? — спросил Вязель.

— Конечно! Это возле Своллоухед-Спринг. — Он покачал головой. — Но поблизости не было никакого леса, только кукурузное поле на том берегу да еще несколько деревьев, живая изгородь…

— Хлоя была с вами?

— Да.