– Привет, – ответила бабка. – Выходит, Костромина Елена Юрьевна – это ты?

– Можно просто Лена, – кивнула я. – А вы Милана Теодоровна?

– Само собой, кто ж еще?

– Очень приятно, – кивнула я, не зная, подойти поближе или стоять в дверях.

– Мне пока не очень, – ответила бабка. – Ладно, заходи, садись и рассказывай: чего делать умеешь?

– А чего надо? – спросила я.

Бабка склонила голову на плечико, убрала лорнет и вздохнула:

– Меня терпеть.

– В буйство впадаете? – уточнила я, старушка хоть и похожа на пожилого гнома в гриме, но, судя по всему, могла и удивить.

– Бывает, – кивнула она. – Книжки читаешь? Говори честно. Глаза у меня совсем ни к черту, а почитать люблю.

– Если хотите, я вам аудиокниги принесу.

– Ага, – хмыкнула бабка. – Для теперешней молодежи чтение – непосильное интеллектуальное бремя. Вам бы все скетчи смотреть, – фыркнула бабка, а я удивилась, что ей знакомо слово «скетч», старушенция продвинутая.

– Я детективы читаю, – мягонько так съязвила я.

– Валяй, расскажи чего‑нибудь, – кивнула Теодоровна.

– Чего рассказывать? – не поняла я.

– Детектив какой‑нибудь.

– Зачем?

– Затем. Рассказывай. Или читала, но сразу забыла?

Примерно так дело и обстояло. Скажите, ну какого лешего мне детективы помнить? Может, фильм сгодится? Но я и фильм припомнить не могла… И начала придумывать свой детектив. Начинать нужно с трупа, вот и начнем…

Я ударилась во все тяжкие, бабка слушала внимательно, иногда ухмылялась, иногда хихикала. Когда я вошла в раж и начала получать удовольствие от собственного словоблудия, Теодоровна вдруг рукой махнула:

– Завтра доскажешь. С утра переезжай. Твоя комната вон там будет, – и ткнула пальцем куда‑то за мою спину.

– Вы берете меня на работу? – решила я уточнить.

– Беру, беру. А сейчас ступай себе с богом.

– Вы бы хоть спросили, кто я, откуда… – дивясь на чудную старуху, сказала я.

– Так времени‑то воз и маленькая тележка, потом все и поведаешь. Иди.

Я достигла двери, когда старуха вдруг позвала:

– Эй… как тебя там… ты ведь все выдумала?

– Что? – растерялась я.

– Детектив этот… – бабка засмеялась и опять махнула рукой.

В легком обалдении я вернулась домой, собрала вещи и утром заселилась к Теодоровне. Кроме меня и хозяйки, в доме обитали домработница Любка, шофер и по совместительству садовник Витя, а также кот, собака и попугай. Кота звали Пушкин, за чернявость, надо полагать. Хотя назвала его так бабка, а идеи у нее иногда самые неожиданные, и что она на самом деле имела в виду – поди разберись. Кличка вызвала у кота «комплекс Наполеона» и непомерные территориальные притязания. У него была личная комната в доме, а когда он появлялся в гостиной, красный плюшевый диван следовало немедленно освободить. Пес оказался дворнягой, и звали его Петровичем. Добрый, игривый и покладистый. В доме, с моей точки зрения, ему делать было нечего, и во дворе бы прекрасно устроился. Но он, интеллигентно дождавшись, когда ему вымоют лапы после прогулки, болтался вольно по всем комнатам, не рискуя заглядывать лишь в одну, ту самую, где жил Пушкин. Бабка начинала каждое утро со слов: «Александр Сергеевич, уже встали?», что доводило меня до тихого бешенства. Пушкин с Петровичем, можно сказать, дружили (Петрович отлично понимал, кто в доме главный) и люто ненавидели попугая.