С тех пор никаких неприятностей у него не было. Даже с уважением стали относиться, обращаются постоянно, мол, не надо ли где помочь. А он так: хочешь работать — поработай и получи! Платит щедро, но меру знает. А не справился с работой — извини, какой же разговор о деньгах? И толк о нем идет, что он мужик суровый, но справедливый. И уже его за своего числят, ему первому и навоз везут, и трактор подгонят, если что вспахать надо… Вот так. Все это уже года два назад было. Неужели по новой началось?
— Вы думаете, его опять угрожали поджечь, и он семью отправил, чтобы она не пострадала, а сам готовится в засаде против поджигателей сидеть? — спросил Сережа.
— Очень на то похоже. Меня удивляет только, что он со мной не поделился. Обычно он от меня ничего не таил… Но наверно, не хочет меня впутывать — знает, что я его одного в беде не оставлю. И потом… Что он мне мозги заливает, будто работал целый день? Я же с первого взгляда увидел, что работа уже вторые сутки стоит… Значит, что-то у него происходит… Ладно, — сказал Николай Христофорович, успокаивая сам себя, — раз он ко мне за помощью не обратился, значит, уверен, что своими силами справится, и волноваться мне, выходит, не о чем и незачем! Вот так-то, ребятки, — повернулся он к друзьям. — А мы с Олежкой поняли друг друга с полуслова, потому что таких историй на Руси тысячи, и все друг на друга похожи, все по одному образцу скроены, только некоторые с хорошим концом, как вот эта, а некоторые с плохим!..
— Послушай, а у него самого загулов не ручалось? — спросил Котельников-старший. — Ну, знаешь, нервное напряжение, тысячи переживаний… Может, его семья уехала, а он позволил себе чуть-чуть отпустить поводья? Ну, чтобы расслабиться и с новыми силами впрячься в работу?
— Нет, на него непохоже, — покачал годной Николай Христофорович. — И не пахло от него, и вообще… Когда человек запивает, то это сразу же по тысяче мелочей становится заметно, едва к нему в дом войдешь! Нет, неприятности у него, причем эти неприятности он хочет скрыть от посторонних… Но чтобы кто-то из местных с ним в контры пошел? Да его свои же урезонят, прежде чем он отправится Никиту жечь! С той давней поры до них доперло, что Никита для них — источник дохода, если кто хочет подзаработать, и Никита очень умно пользовался этим рычагом и так вдолбил им в головы, что без него они нигде больше не заработают, когда срочно деньги нужны, что теперь никто во всей округе не позволит, так сказать, зарезать курицу, которая несет золотые яйца!
— Есть еще один вариант! — выдвинул новую версию Петькин отец. — Допустим, жена от него не на два дня уехала, а насовсем? Надоели ей хуже горькой редьки тяготы фермерской жизни, вот она и заявила — или возвращаемся в город, или разводимся, и тогда оставайся один со своей фермой и целуйся с ней?
— На Алену непохоже… — призадумался Николай Христофорович. — Впрочем, кто их разберет, этих женщин! А знаешь, — провозгласил он, — ведь ты, вполне вероятно, в самую точку попал! И если так, понятно, почему у него работа не клеится и почему он старался от нас поскорее избавиться! Ему теперь любой человек в тягость, ему надо побыть одному, чтобы горе свое переварить… В общем, заглянем к нему на обратном пути, и если ты прав, то он нам все расскажет, потому что за недельку первая боль уляжется и ему, наоборот, собеседники будут нужны, чтобы поплакаться!
Ребята жадно слушали разговор, не пропуская ни единого слова. Им стало заранее жалко бедного Никиту!
Николай Христофорович примолк на некоторое время, потом поглядел вперед.
— А мы, заболтавшись, и не заметили, как почти весь путь прошли! — сказал он, встряхивая головой, словно пытаясь отогнать настырные мысли о Никите. |