– А какова была роль моей матери во всем этом?

– Джеральд родился здесь, в Силверхилле, роды, разумеется, принимал мой отец, он же фальсифицировал документы. Когда ребенку было всего несколько дней, ваша мама тайком отвезла его в Вермонт, где находилась тогда Нина. Нина отправилась туда за несколько месяцев до всего этого, будто бы беременная и неспособная переносить все эти домашние неурядицы. Генри, разумеется, все знал и через положенные несколько месяцев отправился в Вермонт, чтобы привезти домой жену и своего «сына», так что все стало вполне официальным.

К сожалению, Генри терпеть не мог мальчика. Он не давал Джеральду прохода.

– И тетя Фрици все это время знала, что ее обманывают?

– В этом-то, как оказалось, и заключалась опасность. Она тайком сшила для ребенка платьице, и когда Нина привезла ребенка домой, Фрици заявила Диа, что это – ее ребенок. В тот день на лестнице она пыталась показать ему платьице, сшитое ею, чтобы доказать, что это был тот самый ребенок, которого она видала в колыбельке. Диа был ужасно всем этим расстроен, но он должен был всеми средствами успокоить ее во избежание еще худшего скандала. Кроме того, он искренне считал, что Фрици неспособна воспитать ребенка. В результате между ними произошла ссора, а чем она кончилась, вы знаете. Вы понимаете, под каким страхом все это время жила Нина. Она буквально посвятила Джеральду жизнь – до такой степени, что почти уверовала в то, что он – ее родной сын. В то же самое время она постоянно сознавала опасность разоблачения и боялась, что, узнай он о подстроенном обмане, все обернется против нее. Он и вообще-то не испытывал к ней особой привязанности. Она хотела, чтобы он стал наследником Джулии, но ей также хотелось, чтобы он всю свою жизнь верил в то, что он – ее сын.

Теперь я начинала ясно представлять себе всю эту грустную картину.

– Нина всегда ненавидела Фрици, – продолжал Уэйн, – она завидовала тому, что Фрици – настоящая мать Джеральда, и она считала ее повинной в том, что у Джеральда оказалась изувеченная рука. Но в то же самое время она и боялась ее. Постоянно приставала к Джулии с требованиями отослать ее куда-нибудь из дому, потому что не была уверена, навсегда ли Фрици утратила память. Тут появились вы, и начали происходить всевозможные события. Ваша мама, по-видимому, убежала из Силверхилла, чтобы уйти от всей этой ситуации, – ситуации, которую она бессильна была изменить потому, что никогда не могла противостоять Джулии Горэм – так, как сумели противостоять ей вы. Думаю, что она никогда так и не избавилась от чувства вины, и письмо, которое она написала Джулии перед смертью, было с ее стороны попыткой как-то загладить свою вину перед Фрици. Но она умерла, не успев сообщить вам содержание этого письма.

Я чувствовала в своем сердце боль также и за маму – столько лет хранить в памяти такую тяжкую тайну!

Уэйн встал с дивана и остановился перед портретами Диа и Джулии. Моей руки коснулось что-то твердое, лежавшее рядом со мной на подушке. Оказалось, что это – рубиновый перстень моей бабушки. Теперь я могла носить его в знак памяти о ней. Надев его на палец, я подошла к Уэйну и остановилась рядом с ним. Теперь молодое лицо на портрете означало для меня больше, чем тогда, когда я увидела его впервые. На этом молодом лице были написаны гордость и решительность, но в нем ощущались также сила и мужество. Ах, если бы только она не использовала эти качества как орудие своеволия!

– Какая пустая трата драгоценных свойств натуры! – грустно сказала я.

Уэйн обнял меня одной рукой.

– Да, пустая трата. И все мы этому способствовали. Все мы, живущие в этом доме. Пока вы не явились откуда-то из внешнего мира и не вытянули из нас правду силой.