Глава III

Всегда существовала опасность с излишней готовностью откликнуться на доброту, опасность слишком довериться. В школе были мальчики, которым я нравилась и которые иногда назначали мне свидания, но часто это были такие мальчики, которыми не слишком интересовались другие девочки моего возраста. Желая почувствовать свое превосходство, я говорила себе, что эти мальчики были более тонкими и более интересными, нежели те красивые подростки, что пользовались широкой популярностью. Вполне возможно, так оно и было, но так же как мальчики, с которыми мне хотелось встречаться, интересовались, пусть поверхностными, но хорошенькими девицами, что-то во мне противилось свиданиям с мечтательными, утонченными юнцами, которые готовы были принять меня такой, какой я была.

Конечно, столь подозрительная и противоречивая позиция неизбежно порождала унижение, но я была еще слишком молода, чтобы понимать, как глупо я себя веду. Когда я встретила Грега, все переменилось. Я перестала быть вечно настороже, отбросила прочь привычную подозрительность. Грег любил все красивое. Если он был способен любить меня, значит, со мной все было в порядке.

В студии он получал какое-то чувственное удовольствие, оперируя контрастными сочетаниями света и тени, используя цвет, организуя пространство. До появления Грега я зарабатывала на жизнь себе и маме, работая фотомоделью, рекламирующей ювелирные изделия мистера Донати, а также обслуживала еще несколько фирм, заинтересованных в рекламе лака для ногтей, кремов для рук и прочих вещах того же рода. При этом всегда фотографировали мои руки. Но у Грега бывали бурные вспышки собственного вдохновения, и он сказал мистеру Донати, что надо быть слепым, чтобы не использовать меня с куда большим эффектом. Он потребовал, чтобы ему разрешили попробовать изготовить фоторекламу нового ожерелья из поддельных изумрудов, выпускавшегося фирмой Донати, и использовать для этой рекламы меня!

В ответ он услышал крики ужаса, но Грег прибег к своей магии, выделив освещением лишь половину моего лица, сняв ее так отчетливо, что, казалось, видны были все поры, а другую сторону затемнил так искусно, что зрителю и в голову не могло прийти, что его дурачат. Он добился столь успешного результата и впоследствии столь часто его повторял, что я стала зарабатывать больше, чем раньше, а его собственная репутация при этом укрепилась. Мы помогали друг другу, и из этого делового сотрудничества выросли отношения более близкие, чем обычная приязнь. Вполне естественно, мы стали встречаться по вечерам, и мой Пигмалион начал верить в свое собственное творение. Моя обычная настороженность ослабла. Я ему верила и начала, как бы осторожно нащупывая почву под ногами, влюбляться в него.

Возможно, я любила самое любовь как таковую и не могла не отозваться на чувство тонкого человека, который не замечал уродливой отметины на моем лице. Откуда мне было знать? Как могла я почувствовать разницу, когда боль, оставленная прежними обидами, укоренилась так глубоко и мне не с чем было сравнивать мое новое чувство – готовность откликнуться на проявляемые по отношению ко мне восхищение и одобрение.

Прошло несколько месяцев, прежде чем я заметила, что Грег всегда ухитряется сесть слева от меня – было ли то в театре, ресторане или во время прогулки по улице. Наверное, он делал это инстинктивно, сам не отдавая себе в этом отчета. В других случаях, когда мое лицо целиком оказывалось в поле его зрения, он попросту не смотрел, ибо не в силах был смириться с уродством, искажавшим мою щеку. Как далеко мы оба зашли в своих мечтах о нереальном!

Теперь я уже не могу припомнить, что заставило меня пробудиться от этих мечтаний – может, я всего лишь постепенно копила приметы.