Жан‑Люк принял еще одну таблетку спазмолитика. Ему требовалось говорить, чтобы отвлечься от сотрясавшей его изнутри дрожи, больше похожей на безумную пляску, а кроме того, его действительно интересовало все происходящее в голове Фарида Юниса. Вряд ли он был просто парнем, проматывающим деньги на шмотки и компакты. Фарид был закрытым, словно раковина. Словно раковина, скрывающая жемчужину. Жан‑Люк подумал и спросил:

‑ Фарид, у тебя что, проблемы с реальностью?

‑ Никаких. Моя реальность ‑ деньги.

‑ Йоу!  И моя, ‑ вмешался Ной.

‑ Вот видишь, Жан‑Люк, хотя мой лучший друг грязный еврей, его реальность ‑ тоже деньги.

‑ Ты мавр моей жизни, ‑ сказал Ной, взъерошив Фариду волосы.

‑ Я не понимаю. Вы никогда не говорите об этом.

‑ Об этом и без нас болтают достаточно, ‑ сказал Фарид.

‑ О да, ‑ подтвердил Ной.

‑ Будь я на вашем месте, мне было бы очень не по себе. Братья, убивающие друг друга. Это вполне могли бы быть вы. Вы могли оказаться по разные стороны баррикад. Вам приходило это когда‑нибудь в голову?

Сиамские близнецы надолго замолчали. Это было молчание удальцов, которых ничто не может поколебать. Джип въехал в Париж, и Ной взял курс на бульвар Нея. Менахем на «БМВ» следовал за ними вплотную.

‑ Этот кошмар набирает обороты, ‑ продолжал Жан‑Люк. ‑ Люди решили биться до последнего за Землю Обетованную, но это было так давно, что никто уже и не помнит за чью. И из этого ада не видно выхода.

‑ Йоу, мэн!  ‑ воскликнул Ной. ‑ Кошмар набирает обороты.  О чем это ты?

‑ О жертвах, которые множатся на глазах. О напряжении, которое все нарастает. Вот о чем я говорю, Ной.

‑ Да, нас это действительно беспокоит, ‑ сказал Фарид. ‑ И я скажу тебе почему, Жан‑Люк.

‑ Давай, слушаю тебя.

‑ По‑моему, это вредит нашим делам. На всей планете царит самый настоящий бардак. И из‑за этого террористы повсеместно наводят ужас, а люди боятся. Следовательно, везде люди голосуют за правых. И повсюду, особенно в Париже, откуда ни возьмись появляется множество шпиков, а нам становится все труднее работать. Вот о чем думаем мы с моим другом, грязным евреем. Мы поняли, что все взаимосвязано. А, Ной?

‑ Конечно, мэн,  ‑ ответил Ной, изо всех сил стараясь не рассмеяться.

‑ Браво, Фарид! Ты вывел интересную связь между террористами, которые наводят ужас, и нами, налетчиками.

‑ Ты спрашивал, есть ли у меня проблемы с реальностью, я тебе ответил. Я смотрю реальности в лицо.

Жан‑Люк решил отказаться от борьбы с легкомыслием сиамских близнецов. Сейчас он ясно сознавал, что завидует этому легкомыслию. Возможно, будь он евреем, или арабом, или наполовину тем, наполовину другим, сиамские близнецы и вправду были бы его друзьями; подобное товарищество, наверное, помогло бы ему побороть страх в момент прорыва сквозь стену. Но единственное, что он знал о себе: ему сделали обрезание. Перед тем как оставить Жан‑Люка, его мать позаботилась о том, чтобы совершить над ним этот обряд. Поди узнай зачем.

Его усыновила семья, жившая в Нормандии, и он вырос в маленьком городке, где все мальчишки беспрекословно учили закон божий. Однажды он объяснил средиземноморским сиамским близнецам, что он почти такой же, как они, только это не сразу понятно. Однако его исчезнувшая крайняя плоть заинтересовала их не больше, чем разрушенная Рамалла.