‑ Я спросил просто из любопытства. И потом, может быть, стоит сейчас подумать о будущем, раз нам так удался этот налет…

‑ Со своей долей я делаю то, что хочу.

‑ Я никогда не утверждал обратного. Мы делаем все, что хотим. И хорошо, что мы можем себе это позволить. Но все‑таки не торопись, подумай.

Менахем остановил «БМВ» на улице Фобур‑Сен‑Дени. Не ответив, Фарид вышел из машины и под проливным дождем направился к Пассаж‑дю‑Дезир. Они некоторое время ехали в молчании, прежде чем Жан‑Люк возобновил разговор с помощью нескольких ничего не значащих фраз. Он хорошо изучил Ноя и знал, что тот в конце концов разговорится, тем более что Фарида не было рядом. Чтобы проникнуть в душу Ноя, Жан‑Люку не требовалось даже входить в транс. Результат того не стоил. Ну что там можно было увидеть? Прислужника ангела, рыбу‑прилипалу акулы или ‑ подумать только! ‑ ласку, питающуюся объедками шакала. При этом Ной обладал какой‑то привлекательностью, непонятной Жан‑Люку.

Они с Жан‑Люком познакомились в тюрьме, и Ной был весьма доволен, что нашел такого сильного защитника от чокнутых и «голубых». Но выйдя из тюрьмы, Ной встретился с Фаридом, и его дружеские чувства к Жан‑Люку несколько ослабли. Однако Жан‑Люк не жаловался. Фарид и Ной вместе с ним составляли боевую группу, и только им было известно о его укрытии, которым не стоило пренебрегать. Сами сиамские близнецы обитали в таком месте, где околачивалось слишком много спекулянтов и шпиков. Кроме того, Жан‑Люк всегда говорил себе, что Фарида можно приручить. Но только если хорошо его понять. Изучить до мельчайших деталей.

‑ Скажи мне, ты понимаешь, зачем парень дает деньги девушке, которая ждет от него большего?

‑ Он пытается доказать ей, что он ее уважает, ‑ ответил Ной.

‑ По‑моему, это уважение обходится ему дороговато.

Менахем хихикнул.

‑ Йоу!  Менахем, ты здесь для того, чтобы вести машину. В остальное не вмешивайся! ‑ прикрикнул Ной и, обращаясь к Жан‑Люку, пояснил: ‑ Фарид дает все, тем самым показывая, что он не какой‑то паршивый бухгалтер. У него все по высшему разряду. И это так, не сомневайся, мэн.  И если он хочет вернуть Ванессу, то он выбрал для этого не худший способ.

‑ Зачем ему умасливать эту девицу? С такой физиономией, как у него! Если бы дело касалось тебя или меня, я бы еще понял, но Фариду‑то это на фига?

‑ Фарид не довольствуется малым.

‑ Она так красива?

‑ Не знаю, мэн.

‑ Не знаешь? Ты, его лучший друг?

‑ Нет.

‑ Да ладно тебе, Ной!

‑ Жизнью клянусь, я никогда не видел его женщину!

‑ И он не боится, что ты его о ней спросишь!

‑ Фарид, он как Менахем, он мой брат, я ему рассказываю все, и он мне рассказывает все, но о Ванессе он со мной не говорит. И я уважаю его молчание. Я все понимаю. Если когда‑нибудь Фарид заговорит со мной о ней, я его выслушаю. Однако сейчас я держу язык за зубами.

Он мой брат.  Прямо перед ними на фоне скорее свинцово‑серого, чем по‑ночному черного неба, стояли фиолетовые тучи. Париж просыпался медленно, и складывалось впечатление, что он болен. Дождь уже прекратился, но передышка не обещала быть долгой, казалось, он вот‑вот пойдет вновь. Было холодно, и жалкие попытки бабьего лета продержаться еще хоть немного успеха не приносили. Менахем легко вел машину, мокрые от дождя тротуары блестели, на улицах не было ни прохожих, ни шпиков, и скоро они будут в Сен‑Дени.

Мой брат.

Жан‑Люк признавал, что хорошо понимать Фарида ему недостаточно. По правде говоря, ему всегда хотелось, чтобы Фарид им заинтересовался. Чтобы Фарид называл его «мой брат» с этим, иногда проскальзывающим в его речи, акцентом. Акцентом, служившим единственным напоминанием о той стране, с которой Фарид явно не хотел иметь ничего общего.