‑ О чем он?

‑ Трудно пересказать в двух словах ‑ это длинная история. Она начинается с лицеистки в бикини, которая собирается фотографироваться в студии; фигурки, точно повторяющие ее внешность, будут продаваться во всех магазинах. Эта девушка станет основным экспонатом коллекции. Коллекции окончательно спятившего «отаку».

Максим закрыл папку с рисунками. Потом наполнил свою рюмку. Ингрид поняла, что он собирается напиться, и ей захотелось напиться вместе с ним. Но Лола была настроена совсем на другое. Она ждала, пока Максим прогонит от себя воспоминания. Мгновение бывший комиссар и бывший репортер смотрели друг на друга, не говоря ни слова. В огромных круглых глазах Лолы была не только нежность, но и твердость. Максим не выдержал первым:

‑ Вы хотели знать, кем была Ринко. Теперь вы знаете.

‑ Но ты открыл всего лишь одну папку…

Максим снова улыбнулся, но на этот раз его улыбка причиняла боль. Если бы не Лола, Ингрид обняла бы его. Она вся затрепетала.

‑ Ринко принесла жертву, приехав сюда. Она черпала вдохновение в жизни своих соотечественников. В Париже она продолжала рисовать, но ее рисунки стали совсем другими. Она не чувствовала его пульса. В конце концов именно в Париже ее нашла смерть. Мне остались ее работы и, как я уже говорил Ингрид, ее прах на камине. А еще ее коллекция кукол, изображения лицеисток, которых она использовала для «отаку». Если комиссару Груссе хочется найти связь между моими воспоминаниями и Ванессой Ринже, ну что ж, пусть ищет.

‑ Как умерла Ринко?

‑ Ее задушили.

Лола села, Ингрид сделала то же самое. У нее подкосились ноги.

‑ Еще одно удушение, пусть даже через двенадцать лет. Сразу тебе говорю, Максим, не слишком все это здорово.

‑ Да, наверное, но что поделаешь? Чего ты хочешь от меня?

‑ Чтобы ты рассказал мне как можно больше. Я должна обойти Груссе. Ну, например, какими были твои отношения с Ванессой?

‑ Послушай, Лола, это отдает полицейским допросом.

‑ Максим, ну сделай усилие.

‑ Она часто приходила пообедать с нами.

‑ С нами?

‑ С Хадиджей и Хлоей. Мы всегда обедали в кухне до прихода посетителей. Ванесса составляла нам компанию. Мне нравилась их дружба, к тому же я знал, что в золоте Ванесса не купается. Я считал ее слишком тощей, а у нас она по крайней мере правильно питалась.

‑ Вывод: вы часто виделись.

‑ Очень часто.

‑ Да, все это не очень хорошо.

‑ Ты находишь?

‑ Да, нахожу.

‑ Не вижу, что плохого в гостеприимстве.

‑ Нам надо вылезти из кожи вон, но найти свидетеля, маленького румына. Он исчез после смерти Ванессы.

‑ Константин?

‑ Так ты его знаешь?

‑ Его приводила Ванесса. А потом он стал сам время от времени навещать меня. Он любил смотреть, как я работаю, и таскал кусочки то тут, то там.

‑ Ты не знаешь, где он может быть?

‑ Понятия не имею, потому что никогда не задавал ему вопросов. Константин прибегал издалека, из мест, которые я очень хорошо себе представляю, и у меня не было никакого желания совать нос в его глупости. Я его кормил, перекидывался парой слов. Но вообще‑то общались мы больше с помощью жестов.

Улица Фобур‑Сен‑Дени была закрыта занавесом из дождя. Продолжать следствие сейчас было невозможно, и это раздражало Ингрид и Лолу. Ингрид подняла голову и посмотрела на стеклянную крышу Пассаж‑Бради, дрожавшую под напором ливня.

‑ Льет как из ведра, конечно же мальчишка где‑нибудь прячется.

‑ Надеюсь. Но почему людям приходится так жить, особенно детям, ты не знаешь, Лола?

‑ После падения Чаушеску мир внезапно осознал, что десятки тысяч детей гниют в сиротских приютах, до ужаса похожих на концентрационные лагеря.